И тишина густеет,И бродят ломкие тени,И в комнате чуть-чуть дымноОт трубок — твоей и моей…И я достаю осторожноИз ящика со стихамиБутылку, наверно, рома,А может быть, коньяку.И ты говоришь, улыбаясь:«Ну что же, выпьем, дружище!» —И ты выбиваешь о столМатросскую трубку свою.И ты запеваешь тихо(А за окошком ветер…)Чуть грустную и шальнуюЛюбимую песню мою.Я знаю, ты бред, мой милый,Ты дым, ты мечта, но всё же,Когда посинеют окна,Когда тишина звенит,Ты входишь, и ты садишьсяВозле окна на кушетку,Отчаянно синеглазыйРешительный и большой.ТЫ очень красив, мой милый!И ты приносишь с собоюЗапахи прерий и моря,Радости и цветов.И я улыбаюсь, я оченьРад твоему приходу.И ты говоришь «Павлушка,Дай закурить, браток…»Ты говоришь иначе,Ведь ты не умеешь по-русски,Ведь ты как будто испанец,А может быть, янки ты…И это совсем неважно —Я-то тебя понимаю,И ты говорить о буре,О море и о себе.И я тебе по секретуСкажу, до чего мне грустно.Скажу, до чего мне хочетсяТоже уйти с тобой.Поверю свои надежды,Которые не оправдались,Скажу про длинные ночи,Про песни, про ветер, про дым.Мне так хорошо с тобою,Мой милый, мой синеглазый…Я все-таки чуть-чуть верю,Что где-нибудь ты живешь.Я просто мечтатель, милый,Я просто бродяга по крови,И как-нибудь легким маемЯ вслед за тобой уйду.Неправда! Я просто трусишка,Который от скуки мечтает.И жизнь свою я кончуГосслужащим где-нибудь здесь.Но только мне очень грустноОсенними вечерами,Но только мне очень жуткоОт этой густой тишины…Мой милый, а может, всё-такиТы где-нибудь проживаешь?Быть может, я вру,Быть может,Я тоже могу уйти?..Зайди же, тебе я встречуУлыбкой и рукопожатьем,И мы с тобою сядемУ стекол, глядящих в ночь.Из ящика со стихамиЯ вытащу осторожноБутылку, наверное, рома,А может быть, коньяку.27 ноября 1934{93}
94. «Дождик бьет по глади оконной…»
Дождик бьет по глади оконнойТихо в мире, и мир спит.А напротив меня воронаНа соседнем заборе сидит.Только это — затишье пред бурей,И земля в лихорадке дрожит,Будут дни — и рванутся пули,И по миру пойдут мятежи.Будет день…1934{94}