Вторая группа состояла из таких людей, как Кирилл (Павлов): в прежнюю пору они не были не только членами церковной иерархии, но иногда даже и активными верующими. Появление этой страты стало одной из составляющих церковного возрождения, начавшегося после того, как государство в военные годы перешло от подавления религии к допущению ее функционирования под контролем властей. Василий Афонин родился в 1926 году в крестьянской семье. Он отправился на фронт шестнадцатилетним добровольцем в 1942-м, дослужился до младшего лейтенанта и даже был представлен к званию старшего лейтенанта – но так и не получил его, поскольку начальство узнало о его планах стать священнослужителем. В результате вместо повышения его понизили в должности. После демобилизации, с 1947-го по 1950-й, Афонин трудился рабочим в Ленинграде, затем получил православное образование в Ставропольской духовной семинарии и в 1954 году был рукоположен в священники[312]
.Кое-кто из ветеранов не желал ограничивать себя проблематичным, но вполне легальным выбором, делаемым в пользу официально признанных конфессиональных групп. Некоторых привлекали непризнанные или вообще незаконные религиозные объединения[313]
. Так, должностные лица, надзиравшие над религиозными учреждениями, увязывали шквал просьб об открытии церквей с деятельностью так называемых «вольных» проповедников, среди которых было много ветеранов: «Значительную роль в организации верующих для подачи заявлений играет заштатное, безместное духовенство, монахи, а также бывшие церковные старосты и казначеи, которые в открытии церквей усматривают источники личного дохода. Нередко в числе таких лиц встречаются инвалиды Отечественной войны», – говорилось в официальной справке[314]. Например, в мае и июне 1946 года один из таких «вольных» религиозных активистов, инвалид войны, организовал в Пензенской области молебен о дожде, в котором приняли участие 150 человек[315].В мае того же года такой же проповедник по имени Борис Самойлов организовал трехдневную религиозную церемонию, сопровождавшуюся молитвой о дожде, в одной из деревень Воронежской области. По приблизительным подсчетам, в мероприятии приняли участие 300–400 человек. Самойлов родился в 1923 году в Липецке и там же окончил начальную школу. В 1943 году он ушел добровольцем на фронт, но позже был демобилизован по состоянию здоровья и работал инструктором по военному делу. В марте 1945 года он начал «вести бродячий образ жизни», доставляя властям немало хлопот своей активностью в качестве «вольного» проповедника. 16 мая 1946 года, под вечер первого дня организованного им молебна, местное начальство попыталось разогнать несанкционированное собрание и арестовать смутьяна. Когда на место прибыли милиционеры, часть толпы разбежалась, но оставшиеся оказали сопротивление и даже избили одного из стражей порядка. С наступлением ночи процессия разошлась, но около сотни участников направились к избе Самойлова, которая служила молельным домом. Во время богослужения в своем жилище Самойлов назвал местных чиновников пьяницами и хулиганами и попросил толпу защитить его и «церковь». «Мы никуда не уйдем», – ответили люди. По-видимому, именно их решимость обеспечила спокойствие на весь следующий день. Но 18 мая ситуация вновь обострилась. К неофициальной «церкви» Самойлова подъехал автомобиль, из которого вышли шесть человек: местный прокурор и начальник местной милиции с четырьмя подчиненными. Самойлов забаррикадировался внутри, чтобы избежать ареста. Прибывшие попытались взломать дверь топором, но им помешала толпа, которая бросилась на выручку «пастыря». Сторонники проповедника вынудили представителей советской власти удалиться. Самойлов вышел из своей «церкви» и снова обратился к собравшимся. Он угрожал призвать на свою защиту людей из окрестных деревень, если только власти вновь попытаются арестовать его силой. Толпа кричала, что будет защищать своего религиозного лидера, несмотря ни на что. Самойлову определили охрану из ста человек, а ночью почти четыреста человек присоединились к нему в молитвах и песнопениях. Тогда власти решили сменить тактику, пригласив священника из соседнего Борисоглебска, который начал официальную службу в другой части села. Это дезориентировало верующих; верность Самойлову и его «церкви» сохранила лишь небольшая группа. В конце июля секретарь Воронежского обкома сообщал в ЦК, что Самойлов «после 22 мая богослужения не вел». Судя по всему, на тот момент его еще не арестовали[316]
.