Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991

Что касается ветеранов-инвалидов, то они зачастую не возвращались домой по совсем другим причинам. Советская культура, пропагандировавшая атлетическое мужское тело и подвиги здоровых социалистических суперменов, осложняла и без того непростой процесс реабилитации после понесенных увечий. Хотя положительные ролевые модели инвалидов, преодолевающих свою физическую ограниченность, действительно существовали, из тех же примеров становится ясно, как трудно было сформировать подобное отношение к жизни[334]. Столкнувшись с серьезными сомнениями в своей мужской состоятельности, а также со страхом перед обществом, где повседневная жизнь была тяжелой даже для физически здоровых людей, многие инвалиды-фронтовики решали, что они не должны становиться обузой для своих жен и родителей[335]. Немало было и тех, кого прежние жены бросали ради более перспективных партнеров

[336].

В некоторых случаях нежелание демобилизованного бойца возвращаться к жене мотивировалось решением остаться с женщиной, которая делила с ним тяготы фронтовой жизни. «В 1945 году он меня покинул, а с собой привез другую женщину – фронтовую»[337]. Иногда такие привязанности заканчивались трагически. Один высокопоставленный офицер (генерал-майор), который до войны состоял в браке и имел двоих детей, с 1944 года жил с фронтовой медсестрой, у которой тоже был от него ребенок. В мае 1946 года один из его сыновей, демобилизовавшись, решил переехать жить к отцу вместе со своей женой. Как и следовало ожидать, такая затея не увенчалась успехом. Во время одного из скандалов сын застрелил отцовскую любовницу[338]

.

Эта крайняя ситуация иллюстрирует более масштабное явление, а именно враждебность по отношению к женщинам-фронтовичкам, которые в народе слыли «походно-полевыми женами» (ППЖ) или «фронтовыми подругами». Если такая женщина надевала форму и медали, то вполне могла услышать в свой адрес нелицеприятные выкрики типа: «Ага, вон идет фронтовая шлюха!». И если девушка-ветеранка питала надежду выйти однажды замуж, то ей не стоило ни афишировать сам факт участия в войне, ни гордиться этим и уж тем более ни демонстрировать боевые награды[339].

Но, разумеется, виктимизация – лишь часть повествования о женщинах на войне[340]. Помимо нравственных страданий, которые им приходилось претерпевать из-за распространенных стереотипов, задевающих их сексуальность, фронтовичек славили и чествовали. В конце войны и в годы демобилизации официальные средства массовой информации неустанно акцентировали роль женщин-военнослужащих в разгроме нацистской Германии. В 1945 году «Блокнот агитатора» писал: «Советские женщины бесстрашно шли в бой. Они были активными участниками [войны] и верными помощницами воинов Красной Армии на всех этапах гигантской борьбы с немцами. … Они были в первых подразделениях наших войск, начавших наступление под Москвой суровой зимой 1941 года. Они сражались на Курской дуге, шли вместе с наступающими воинами на Запад. Они форсировали Днепр и Вислу. Их можно видеть теперь на полях сражений в Восточной Пруссии, Силезии, Бранденбурге. Скромные воины, они всегда готовы к подвигу, к самопожертвованию во имя Родины»

[341]. В репортажах о демобилизации, публикуемых в «Красной звезде», упоминалось о героизме женщин-военврачей[342], а также о торжественном приеме, оказанном «девушкам-воинам» по возвращении в Ленинград в конце июля 1945 года[343]

. Даже в 1947 году, когда подавляющее большинство женщин уже давно демобилизовалось, пропагандистские издания не забывали о том, что «многие советские женщины» ушли в Красную Армию добровольно: 120 000 из них были награждены «за героизм и мужество, проявленные в боях с врагом», а 69 стали Героями Советского Союза[344]. За рамками военных публикаций роль женщин-фронтовичек продолжала подчеркиваться до конца 1940-х годов[345], а Хрущев упомянул о них в своем «закрытом докладе» 1956 года («величайший подвиг совершили в войне наши советские женщины»)[346]. Кроме того, образ женщин-воительниц широко использовался в кинематографе – одном из главных ретрансляторов набиравшего силу культа войны. Это происходило на протяжении 1960–1980-х годов и даже позже[347].