Читаем Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991 полностью

Из-за того, что инвалиды войны получали официальный статус, их послевоенная жизнь отражалась в архивных документах более полно, чем жизнь других ветеранов. Это, соответственно, позволяет уточнить и подтвердить некоторые умозаключения, сделанные в предыдущих главах[380]. Обратимся, например, к захватывающим перипетиям ветеранских сражений с бюрократией, описанным в главе 2. Потеря пенсионной книжки могла лишить инвалида государственных выплат на целых два года, особенно если здоровье не позволяло ему донимать своими просьбами и требованиями различные учреждения. На первых порах ВТЭК требовала обязательного ежегодного (или полугодичного) освидетельствования, призванного подтвердить инвалидность, причем даже от тех, кто потерял на фронте руку или ногу («как будто заново отрастет», – с горечью иронизировали ветераны). Это абсурдное правило было изменено лишь в 1948 году, когда некоторые неизлечимые увечья и болезни, включая слепоту, определенные ампутации и паралич двух или более конечностей, были изъяты из перечня увечий, подлежащих регулярной проверке

[381]. В последующие десятилетия только инвалиды III группы должны были проходить эту процедуру каждые пять лет[382]
. Если бы ВТЭК сразу начала работать в таком режиме, то это облегчило бы и без того незавидную участь очень и очень многих фронтовиков.

Врачебно-трудовая экспертная комиссия Молотова (ныне Пермь) занимала в центральной городской поликлинике угол коридора, отделенный деревянной перегородкой, за которой инвалиды раздевались, проходили осмотр и заполняли бумаги. У ВТЭК в Куйбышеве (ныне Самара), по крайней мере, имелась собственная одноместная палата в больнице, но там отсутствовала комната ожидания. Когда в 1950 году работу комиссии решило проверить вышестоящее начальство, перед дверью обнаружили 26 инвалидов, многие из которых стояли в очереди на костылях. В деревне дела обстояли еще хуже. Так, по имеющимся сообщениям, одна из подобных комиссий работала в неотапливаемом помещении при средней температуре 7–9 градусов. Очереди на прием были длинными: ждать приходилось от двух недель до двух месяцев[383]. Нередко возникали и иные проблемы, обусловленные институциональной отсталостью

[384].

Учитывая относительное обилие архивных материалов, посвященных инвалидам-фронтовикам, именно с их проблем можно начать дискуссию об одном из главных результатов послевоенной реинтеграции, задавшем содержание второй части моей книги: а именно, о складывании своеобразной социальной иерархии среди бывших солдат. В этой стратификации были два аспекта, которые особенно легко анализировать применительно к этому случаю – я говорю об экономическом положении и социальном статусе. Если первое определяется неравным распределением товаров, услуг и прочих благ среди населения, то второе выступает результатом неравного приписывания общественных заслуг, зачастую закрепляемого в законе. В большинстве капиталистических стран экономическое расслоение имеет большее значение, а социальный статус обычно следует за богатством. Но в Советском Союзе это соотношение было обратным, поскольку значительная часть экономики находилась в руках государства. Да, теневая экономика могла привносить в социальную стратификацию такие элементы, которые не были связаны со статусом, но, как правило, материальное положение человека все-таки определялось тем, насколько его заслуги признаны официально[385]

.

В ситуации с инвалидами войны экономическое положение и социальный статус, накладываясь друг на друга, выстраивали иерархию нищеты, формируемую комплексным взаимодействием целого ряда факторов: довоенными социальными перепадами, гендерными особенностями, последствиями осуществляемого государством политического и экономического курса для индивидов и их семей. Законодательство о соцобеспечении задавало градацию поддержки, зависящую от классификации ветеранов по группам инвалидности, довоенного дохода и воинского звания. Доступ инвалида к товарам, услугам и – в конечном счете – сами шансы на лучшую жизнь зависели от того, в какой степени его или ее семья могла функционировать как экономическая единица. Способность убедить медицинскую комиссию в том, что человека надо отнести к группе, пользующейся бо́льшими льготами, или умение добиваться этих льгот от громоздкой бюрократической машины тоже играли важную роль наряду с чисто физическими аспектами инвалидности. Ведь в конце концов, даже независимо от вердикта докторов для повседневного существования было очень важно, остался ли ветеран слепым или зрячим, потерял ли он одну конечность или остался вовсе без рук и без ног.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги