Современная жрица Изиды

Отвтъ на «оправданія» г-жи И-грекъ-Желиховской

Мои статьи «Современная жрица Изиды», по своему предмету и по тому интересу, какой возбуждаютъ разсказы изъ дйствительной жизни съ разоблаченіемъ ея курьезовъ, — не могли не обратить на себя вниманія. Зная это я хорошо зналъ также и то, что мн придется вынести всякія непріятныя слдствія такого интереса и вниманія. Вдь угодить всмъ нтъ никакой возможности, и, прежде всего, я не могъ, конечно, угодить сестр моей героини, — г-ж Желиховской. Ея писанія о Е. П. Блаватской какъ о великой чудотвориц оккультизма, преисполненныя самой удивительной фантастичности, явились для нея тмъ заклинаніемъ, посредствомъ котораго чародй средневковой легенды вызвалъ духа, не имя силъ съ нимъ справиться. Жестокимъ духомъ, неосмотрительно вызваннымъ г-жей Желиховской, оказалась моя «жрица Изиды».

Я объяснилъ, въ начал моего разсказа, причины, принудившія меня приступить къ печатанію моихъ воспоминаній, сопровождаемыхъ документами. Для людей, знакомыхъ съ современными настроеніями нашего общества и относящихся серьезно къ этимъ настроеніямъ, ясенъ вредъ, могущій произойти отъ увлеченій глубоко матерьялистической доктриной, разукрашенной разными суевріями, мнимыми чудесами и носящей пышное названіе теософіи и «религіи разума». Показать въ истинномъ свт, съ помощью неопровержимыхъ доказательствъ, нравственную подкладку такого ученія, а также его создателей и провозвстниковъ — оказалось дломъ общественной важности. Я увидлъ, что, при такихъ обстоятельствахъ, молчать и скрывать истину, зная ее — преступно.

Я самъ въ свое время, да и не одинъ, а въ компаніи съ нкоторыми весьма извстными и достойными представителями западно-европейской науки и литературы, очень заинтересовался Блаватской, ея феноменами и чудесами. Ни отъ кого я не скрывалъ моего первоначальнаго увлеченія, моихъ все возраставшихъ сомнній и моего страстнаго желанія во что бы то ни стало узнать истину въ этомъ крайне важномъ дл (см. ниже: письмо г. Шарля Ришэ). Лично къ Блаватской я относился съ полной симпатіей, какъ къ моей соотечественниц, какъ къ женщин, обладавшей рдкой талантливостью и совсмъ оригинальной силой. Такое мое отношеніе къ ней продолжалось до осени 1885 года, когда я разглядлъ ее со всхъ сторонъ и долженъ былъ ршить, что, въ виду важности дла, дале щадить ее нельзя, что это значило бы сдлаться, такъ сказать, ея косвеннымъ сообщникомъ.

Я никогда не скрывалъ и отъ самой Блаватской моихъ сомнній, подозрній и разслдованій ея «феноменовъ», что видно изъ ея же собственноручныхъ, приводимыхъ мною въ «Изид» писемъ. Я только имлъ наивность надяться, пока еще мало зналъ ее, что мн удастся, въ конц-концовъ, отдалить ее отъ «теософической» дятельности и направить ея силы на чисто литературную почву. Былъ періодъ, когда это и дйствительно представлялось возможнымъ. Но внезапныя обстоятельства, — ея поспшный отъздъ въ Индію, — помшали этому.

Она знала, что я веду мое разслдованіе, но разсчитывалъ, что я, въ качеств соотечественника и друга, узнавъ все, не ршусь «выдать ее иностранцамъ» — по ея выраженію. Я не могъ, — подобно «Обществу Психическихъ Изслдованій», такъ же какъ и я глубоко заинтересованному «феноменами» и «истиной», — назначать коммиссій, комитетовъ, избирать «разслдователей на мст». Я былъ одинъ — и поневол заключалъ въ своемъ лиц и коммиссію, и разслдователя на мст. Если бы мои «изслдованія дйствительности» привели къ иному результату, т. е. дали бы мн доказательства, что Блаватская никого не обманывала и что ея «феномены» истинны — вдь я былъ бы ея первымъ защитникомъ, съ добытыми мною доказательствами въ рукахъ. А Блаватская и ея друзья и послдователи не находили бы достаточныхъ словъ для моего прославленія.

Но конечные результаты моего изслдованія, подтверждаемые документами, оказались ужасны для Блаватской: я убдился, что вся ея теософическая дятельность — обманъ, обманъ, и еще обманъ! Обращаюсь ко всмъ порядочнымъ людямъ и спрашиваю: что же мн было длать? могъ-ли я молчатъ передъ такъ или иначе заинтересованными въ дл лицами, молчать и скрывать правду ради моихъ личныхъ отношеній къ Блаватской въ такомъ вовсе не личномъ, а общемъ дл?!

Я далъ свои показанія для заинтересованныхъ лицъ — и сдлалъ это тогда же, въ начал 1886 года, открыто, въ Париж, не посл смерти Блаватской, а при ея жизни, когда она была окружена друзьями. Я сдлалъ это и, не убоясь, подвергся «теософскому» мщенію.

Въ Россіи я молчалъ пока «заинтересованныхъ» не было или было мало. Поднимать это дло — значило бы обращать на него общее вниманіе, Я находилъ, что полезне для нашего общества ждать пока кто нибудь не заговоритъ во всеуслышаніе объ этомъ грандіозномъ обман какъ объ интересной своей новизною истин,- и тмъ принудитъ меня, во исполненіе моего долга передъ обществомъ, къ отвту. Г-жа Желиховская заговорила во всеуслышаніе, измняя дйствительность до полной неузнаваемости — и я долженъ былъ прервать мое молчаніе. Обращавшимся же за вс эти годы прямо и словесно ко мн — я всегда открывалъ правду.