Сожженные революцией

В Петрограде нескончаемой чередой идут митинги, демонстрации, собрания, конференции, съезды и снова митинги. Коллонтай в идейном хаосе первых дней революции делает главный выбор: присоединяется к большевикам. Единственная женщина – член исполкома Петро-совета, она выступает на десятках митингов, руководит всеобщей стачкой прачек, проводит общегородской митинг работниц в цирке Чинизелли, организует грандиозную демонстрацию солдатских жён на Невском проспекте. 4 апреля чуть ли не одна из всего Петросовета поддерживает тезисы Ленина «О задачах пролетариата в данной революции»: «Никакой поддержки временному правительству!», «Вся власть Советам!», «Мир без аннексий и контрибуций!», «Экспроприация частной собственности»… Всё это казалось обывателю утопической болтовнёй. На следующий день ресторанные куплетисты уже пели:

Ленин, что там ни болтай, —Согласна с ним лишь Коллонтай.

По поручению ЦК большевиков она едет в Гельсингфорс, где находилась главная база Балтийского флота. Её задача – агитировать матросов против политики Временного правительства, против «Займа свободы», против войны. Там 28 апреля она знакомится с только что избранным председателем Центрального комитета матросов Балтийского флота (Центробалт) Павлом Дыбенко. В её дневнике появляется запись: «Заседание в Александровском театре. Выступал представитель Центробалта – Дыбенко, большевик… Дыбенко – это душа Центробалта, крепкий и волевой. Оборонцы его боятся»[181].

Есть неразрывные связи. Как и почему они возникают – бог знает. В жизни Александры Михайловны было несколько мужчин, с которыми долго длилась влюблённость, с которыми получалось нечто вроде сожительства. Но неразрывной (даже и после смерти) оказалась связь с Дыбенко. В жизни-то связь недолгая: всего четыре с половиной года, и то с перерывами.

И кто он, этот Дыбенко, – драчун, крикун и неуч? Что за странный выбор!

Если поставить задачу: отыскать бо́льшую противоположность Коллонтай, чем Дыбенко… – не получится. Контраст во всём: во внешности, в характере, в воспитании, в чертах биографии, наконец, в возрасте.

Дыбенко Павел Ефимович родился 16 февраля 1889 года в селе Людков Черниговской губернии (сейчас это окраина города Новозыбкова Брянской области) в многодетной крестьянской семье. Существует его автобиография; она написана в советское время и весьма приукрашена в коммунистическом духе. Автор приписывает себе почётное бедняцкое происхождение, но по многим косвенным данным видно, что семья Дыбенко была материально устойчивой, середняцкой. Из деревни ушёл рано: учился в городском четырёхклассном училище. Школу не окончил, был отчислен, устроился служить в Новоалександровске в казначействе; оттуда выгнан. В автобиографии объясняет: отчислен и выгнан за революционную деятельность. Сие не подтверждается фактами. Вероятно, причина в ином: характер имел неуживчивый и буйный. Любил выпить и подраться. Физически был крепок; рост немного выше среднего: 2 аршина 7 и 4/7 вершка (176 см); в плечах широк, силён – лучше сказать, могуч. Внешность Дыбенко впоследствии так опишет Фёдор Раскольников, его друг и соперник в политике и в любви: «В полной пропорции с богатырским сложением он обладал массивными руками, ногами, словно вылитыми из чугуна. Впечатление дополнялось большой головой с крупными, глубоко вырубленными чертами смуглого лица с густой курчавой бородой и вьющимися усами»[182]

.

Молодой силач перебрался в Ригу, устроился работать грузчиком в порту; параллельно – на курсы электромехаников. Двадцать один год – призывной возраст. Но тягот службы нести не хотел, от призыва скрывался, был сыскан, арестован, направлен на Балтийский флот, в штрафную команду. По отбытии наказания переведён на линкор «Павел Первый». Тут спелся с матросами-большевиками. В автобиографии выставляет себя как организатора восстания на линкоре в 1912 году. Документами эта героическая версия не подтверждается. В тот год лишь двое матросов из команды «Павла Первого» – Ховрин и Марусев – были арестованы «за организацию незаконной сходки»; Дыбенко взысканиям не подвергался. О его революционной деятельности в этот период надёжных свидетельств нет – есть ненадёжные, из автобиографии. Зато имеются свидетельства иного рода (правда, тоже весьма сомнительные). Интересно сопоставить те и другие.

Из мемуаров Дыбенко:

«Втихомолку; забившись в кочегарку, мы повторяли: