Существует миф о том, что страсть поразила Александру и Павла внезапно, с первого взгляда. Что Дыбенко на руках унёс Коллонтай с корабля, с митинга, в гостиницу… Полная чушь. В тот первый раз Коллонтай приезжала в Гельсингфорс только на один день, и этот день до такой степени был насыщен заседательно-митинговой деятельностью, что ничего, кроме беглого знакомства, у неё с симпатягой матросом произойти не могло. Прошло два месяца, Дыбенко приехал в Петроград по делам Центробалта. Тут они с Коллонтай встретились как знакомые, как соратники. Александра Михайловна познакомила его с Лениным. Потом Дыбенко уехал в Гельсингфорс, а Коллонтай – в Стокгольм на международное совещание социалистов-циммервальдистов. Потом в Петрограде грянул июльский кризис – анархо-коммунистический бунт против Временного правительства. В его организации «временные» обвинили большевиков. По приезде из-за границы Коллонтай была арестована. Дыбенко постигла та же участь. Но её через пару недель выпустили под домашний арест, а он вышел на свободу только в сентябре и сразу же уехал к «братишкам»-матросам.
С апреля по октябрь они виделись всего два, максимум три раза. Это зафиксировано документально. Но странная связь возникла и не хотела рваться. Наоборот, крепла.
Арест Коллонтай выдвинул её в первые ряды большевиков. В июле, на VI съезде партии, она заочно избрана в ЦК РСДРП(б). 10 октября она участвует в том историческом заседании ЦК, на котором было принято решение о вооружённом восстании. 25 октября избирается в президиум II съезда Советов. 26 октября этот съезд провозглашает советскую власть и формирует новое правительство под председательством Ульянова-Ленина. Через несколько дней Коллонтай становится членом правительства – народным комиссаром государственного призрения (то есть социального обеспечения). Тут они снова встречаются с Дыбенко.
Сей крепкий красавец, «душа флота», за неделю до октябрьского переворота вновь избранный председателем Центробалта, приезжает в Петроград, чтобы поселиться в здании Адмиралтейства в качестве члена «военной тройки» Совета Народных Комиссаров (Антонов-Овсеенко, Дыбенко, Крыленко); через пару недель он – во главе Военно-морской коллегии; ещё через два месяца – народный комиссар по морским делам. Если перевести на футуристический язык того времени – получится забавно: «наркомпоморде». В это время совершается революционное сближение Павла и Александры. Они живут вместе в адмиральском жилище всё в том же ампирном Адмиралтействе. (Быть может, в квартире, которую ранее занимал какой-нибудь из приконченных адмиралов?) Роман, разбивавший все традиционные представления о возможном и невозможном, стал символом революции. А для Александры Михайловны – ещё и попыткой осуществить идеал нового, коммунистического брака, основанного на принципах свободы чувств, равенства полов и братства трудящихся.
Коллонтай разрушала, надеясь построить. Дыбенко (и с ним тысячи, десятки, сотни тысяч) были просто охвачены пьяной яростью разрушения.
VII
Бегом по мартовскому снегу
Среди того, что надо разрушить, – армия. «Наркомпоморде» Дыбенко и главковерх Крыленко занялись этим со всем революционным энтузиазмом. А война не закончена, мир не подписан. В декабре начались мирные переговоры в Бресте; во главе советской делегации ещё один убеждённый разрушитель – Троцкий. Переговоры – разговор глухих. Где уж немецким генералам и дипломатам понять логику раздувателей мирового пожара революции! Тупик, немцы теряют терпение. Советам удалось добиться перерыва в переговорах: Учредительное собрание откроется в январе, оно решит, что делать.
В день открытия Учредилки матрос-нарком Дыбенко митингует с «братишками»; он и приказал стрелять в демонстрацию сторонников «всенародно избранного» на углу Литейного и Захарьевской (если, конечно, чёрно-красной толпе вооружённых матросов-анархистов кто-то что-то мог приказывать). О том, как решилась участь Учредительного собрания, мы уже знаем. Ультимативное требование к депутатам – разойтись! – огласил анархист Анатолий Железняков; но в своих мемуарах Дыбенко с гордостью утверждает, что приказ о разгоне «всенародного форума» Железнякову отдал он. И с не меньшей гордостью добавляет: против воли Ленина. Последнее показательно: не глава правительства, не лидер партии большевиков распоряжался в стране, в столице, в парламенте, а толпа матросов во главе с широкоплечим Дыбенко.
«Председатель (Чернов).
Слово по вопросу о порядке дня имеет Дыбенко.