Сожженные революцией

Но все эти мужские игры как бы не доиграны, как бы не впечатляют. Женщина, молодая хрупкая женщина с карими глазами, впереди пляшущего легиона! Вот что нужно для полноты, для художественного совершенства картины.

И перед колыхающимися рядами «Вольно-боевого отряда» на белом коне появляется Маруся. Мария. Мариам. В кавалерийских сапогах, в бешмете с газырями, в косматой папахе, лихо сдвинутой набекрень. И вот она же, развалясь в реквизированном у буржуев ландо, мчится по улицам Е…града или А…ска. При ней закопчённые матросы с пулемётом. В её маленькой белой ручке – наган, и он ещё горяч после расстрела…

Жена, облечённая в чёрно-красное от стрельбы и пожаров солнце.

Захват Елизаветграда и Александровска отрядом Маруси происходил при таких же обстоятельствах, какие описаны Чудновым. Но предводитель – женщина! Завихрились слухи: атаманша лично кинулась грабить кафе и обожралась пирожными; Маруська велела реквизировать в свою пользу все запасы чулок в Елизаветграде… Более реальны рассказы о беспощадности и жестокости женщины-командира. Достоверно известно, что она лично расстреляла назначенного советской властью воинского начальника Владимирова, когда тот отказался выдать хранившееся на складах оружие (по другим сведениям – не отпустил казённое обмундирование демобилизованным солдатам, а те Марусе пожаловались…).

Из воспоминаний Чуднова:

«Баба она взбалмошная, истеричка порядочная. Ради революционного эффекта расстреляла воинского начальника полковника Владимирова»[218].

Чего больше приносят делу революции действия Маруси – пользы или вреда? Отвечая на этот вопрос, коммунисты разводят руками.

Из сообщения красного командира Николая Коляденко Антонову-Овсеенко, 10 марта 1918 года:

«Выяснилось, что самим Муравьёвым[219]

 был выслан на помощь Беленковичу[220] эшелон анархистов под командой Маруси Никифоровой, которая терроризировала население от Елизаветграда до Екатеринослава… Везде шёл разговор о грабежах и расстрелах»[221].

Из сообщения военкома станции Знаменка Яковлева (имя и отчество не названы), того же числа:

«У станции Хировка наступление гайдамаков отбито, особенно отличился отряд Маруси Никифоровой. Много жертв с обеих сторон, разрушено полгорода»[222].

Комментарий Антонова-Овсеенко:

«Те и другие сообщения о Марусе Никифоровой были верны: у неё были храбрые ребята, только вконец распущенные»[223].

В другом месте (ранее):

«Безобразия анархистского отряда Маруси Никифоровой (из Гуляйпольского района) в Елизаветграде были одной из причин успеха восстания, организованного в городе белогвардейцами и петлюровскими агентами»[224].

(Здесь обратим внимание, что заклятые враги – белогвардейцы и петлюровцы – по мнению красного главкома, действуют заодно: очевидно, они готовы поцеловаться хоть с чёртом, если тот защитит от буйства Марусиных анархистов.)

Известно также, что в результате столкновений между отрядом Маруси и Советами в Елизаветграде погибло с обеих сторон около ста человек и полтораста ранено. В числе раненых – Маруся.

От наступающих немцев анархические банды вместе с малоотличимыми от банд отрядами красноармейцев откатывались на восток. В апреле Маруся с остатками отряда – в Таганроге. Как раз в это время большевики предприняли попытку ликвидировать анархистскую вольницу. Войска чернознамёнцев разоружены в Москве и Петрограде. Бежавшее в Таганрог советское правительство Украины арестовало Марусю. Через несколько дней её выпустили по ходатайству Антонова-Овсеенко. А через пару недель она уже мчится в эшелоне в Царицын, вокруг которого идут бои. И здесь она воюет со всеми – и с красными, и с белыми. Из пушек, установленных на платформах эшелона, её бойцы бьют по центру города, над которым развевается красное знамя…

Впрочем, здесь и далее восстановить истинную картину деятельности нашей героини становится вовсе невозможно по причине весьма любопытной: повсюду появляются лже-Маруси. Её образ, сложившийся за несколько месяцев революционной бури, мгновенно раскололся на множество подобий. В атаку пошли Марусины клоны. Они одновременно творят бесчинства, грабят, расстреливают, пьянствуют и устраивают оргии в Киеве и Царицыне, Ростове-на-Дону и Воронеже, Симферополе и Харькове…

Из показаний Антонова-Овсеенко по делу Марии Никифоровой, 1919 год, о событиях весны-лета 1918-го:

«Шли слухи, что <Маруся> “реквизировала” широко наряды в Харькове, и мне приносили из магазинов счета на реквизированные “Марией Никифоровой” вещи, но выяснилось, что эти реквизиции произведены были не ею, а лицом, себя именовавшим её фамилией»[225].