Мы последовали за ней в кабинет, полный медицинского оборудования и коробок с лекарствами. Я предположил, что это был склад. Я сел на стул, указанный медсестрой, а надзирательница, к которой я был прикован, осталась стоять. Мебель пришлось переставить так, чтобы могли сесть и медсестра, и надзирательница.
— Нельзя ли мне остаться на консультации в одиночестве? — спросил я, посмотрев сначала на медсестру, а затем на каждого из надзирателей. Медсестра взглянула на надзирателей, и мужчина лишь пожал плечами. Никто не двинулся. После короткой паузы медсестра попросила меня рассказать о проблеме.
— Мне нужно взглянуть на ваши ноги, чтобы оценить, насколько они отличаются в размере.
Джинсы были слишком узкими, поэтому пришлось их снять, вместо того чтобы просто закатать. Наручники усложнили задачу. Я встал, с трудом расстегнул ремень и молнию, спустил джинсы, проделав все это левой рукой.
— Да, вижу, что обе ноги отекли. Левая больше, чем правая, — сказала медсестра.
— При надавливании остается ямка. ТГВ в истории нет, боли тоже нет, только легкий дискомфорт ниже подколенной ямки, — сказал я. — Я принимаю десять миллиграммов амлодипина и пять бисопролола ежедневно от гипертонии и 20 миллиграммов симвастатина перед сном для снижения уровня холестерина в крови.
Я специально перепроверил дозировки перед отъездом из тюрьмы, зная, что об этом спросят. Медсестра взглянула на письмо тюремного терапевта, с которым мы почти не виделись. Вероятно, хотела узнать, был ли я в прошлом как-то связан с медициной.
После она измерила мне давление, которое оказалось высоким — 170/98.
Я не принимал амлодипин несколько дней, потому что отеки ног — один из его побочных эффектов, но это ничего не изменило.
Более того, из-за риска ТГВ и всего происходящего я испытывал стресс. Пульс — 62 удара в минуту. Учитывая мое состояние, он должен быть больше, но бисопролол снижает частоту сердечных сокращений. Сатурация[21]
кислородом нормальная, 98 %.Медсестра ничего не прокомментировала.
— Я дам направление на анализы крови, и, когда результаты будут известны, врач вас примет.
— Дэвид Селлу! — вызвала меня медсестра.
Мы последовали за ней в кабинет, и мне велели лечь на кушетку.
— Я возьму у вас кровь.
— Какие анализы будут проведены? — спросил я.
— Врач обсудит это с вами позднее. Я возьму три колбы.
Я не собирался отказываться от анализов, просто хотел знать, для чего именно сдаю кровь.
Взять кровь у меня — непростая задача из-за темной кожи и не слишком выраженных вен.
Медсестра несколько раз безуспешно попыталась попасть в вену, и когда я поднял пальцы, она увидела ярко выраженные кровеносные сосуды на внешней стороне запястья. Обрадовавшись, она несколько раз похлопала по этой области, но тут вмешался я:
— Это лучевая артерия. У некоторых людей, у меня в том числе, она проходит с внешней стороны. Пощупайте.
— Да, вы правы. Она расположена довольно опасно, можно легко повредить.
— Пока мне удавалось этого избежать, — заверил я.
— Я попрошу врача взять у вас кровь. Для меня это слишком сложно.
Она ушла, и через 20 минут пришла врач — высокая стройная женщина с короткой стрижкой. Ей удалось найти глубокую вену на внутренней стороне локтя, и она готовилась взять кровь.
— Какие анализы будут сделаны? — спросил я.
— Общий анализ крови, мочевина и электролиты, тесты на функцию печени, D-димер.
Она говорила медленно, не отводя глаз от письма тюремного терапевта. Я гадал, было ли связано ее нежелание объяснять значение тестов с моим медицинским прошлым. Интересно, что ждало другого заключенного в подобных обстоятельствах? Врач умело делала забор крови, с первого укола наполнив три вакуумные пробирки, и уже через две минуты процедура была завершена.
Она извлекла иглу, приложила ватку к месту прокола и наклеила сверху пластырь. Мы снова оказались в большом зале ожидания, где несколько маленьких детей, смотревших телевизор, переключили внимание на меня. Я чувствовал себя очень некомфортно.
— Вы раньше были санитаром? — спросил меня надзиратель, пока я сидел, опустив голову. Я устал от взглядов, устремленных на меня.
— Я был хирургом-консультантом, — ответил я.
Его вопрос многое прояснил в отношении надзирателей ко мне. Для них все заключенные были преступниками.
— В Интернете идет кампания за пересмотр моего дела. Есть сайт davidsellu.org.uk. (Впоследствии его изменили на davidsellu.com.)
— А, ясно.
Наступила тишина.
Казалось, никто не говорил целую вечность. Я чувствовал себя одиноким и уязвимым и был не в своей тарелке. Жена и дети не знали, что я в больнице и у меня могут диагностировать серьезное заболевание. Если бы рядом были близкие, мне было бы легче, но вместо этого я был прикован наручниками к надзирателю, сидя в тишине далеко от дома.