Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

Принявшая меня врач была приятной молодой женщиной. Она представилась и попросила описать проблему. Надзиратели не видели причин выходить из кабинета, поэтому я просто не обращал на них внимания. Врач не предприняла никаких попыток защитить мое право на конфиденциальность (на чем я всегда настаивал, когда лечил заключенных из Уормвуд-Скрабс).

Для осмотра нужно было снять тюремную куртку, кроссовки, носки и штаны. Врачу могло понадобиться осмотреть не только мои ноги, но и пах и живот. Я посмотрел на врача, надеясь, что она выведет надзирателей, затем на своих конвоиров. Слов было сказано немного, и я все еще сидел в одежде, в том числе в куртке. Наручник на моем правом запястье был соединен короткой цепью с наручником на левом запястье надзирательницы. Офицер открыл сумку и достал оттуда другие наручники, с цепью около шести метров в длину. Надзиратель велел достать левую руку из рукава куртки и застегнул новый наручник на моем запястье. Второй наручник он надел на правое запястье надзирательницы.

— Я не хочу сделать вам больно, но если защипну кожу…

— …То вы не специально, — закончил я предложение за него.

Оба надзирателя вышли за занавеску, а цепь со звоном волочилась по полу.

Свободной правой рукой и слегка ограниченной левой мне удалось снять обувь, раздеться и лечь на кушетку. Осмотр прошел быстро и эффективно. Одна нога отекла сильнее другой, боли не было, но прикасаться к отекшей икре было неприятно. Концентрация D-димеров в крови слегка повышена, но результаты теста были неоднозначными. Надзиратели настояли на возвращении из-за шторы по завершении осмотра, поскольку боялись, что врач сообщит мне запрещенную информацию. Я был рад, что мне позволили одеться.

Поскольку радиологическое отделение было закрыто для рутинных сканирований, а ТГВ без него не исключить, единственным решением был ввод тинзапарина — препарата для разжижения крови. А на сканирование привезти меня в больницу повторно, когда отделение будет открыто.

— Когда это будет? — спросил я.

Врач посмотрела на надзирателя, отрицательно качающего головой.

— Если это будет не завтра, инъекции тинзапарина придется делать ежедневно, — сказал я.

Меня предупреждали ни в коем случае не критиковать тюремную систему при посторонних, поэтому во время выезда в больницу я тщательно подбирал слова.

— Зная, как нелегко попасть в медицинский кабинет, боюсь, что не смогу получать уколы ежедневно, — продолжил я.

— Оставьте это нам, посмотрим, что можно сделать, — сказал надзиратель.

Тон его голоса был скорее командным, чем обнадеживающим. Меня взвесили (весы показали 80 килограммов с наручником и цепью) и вкололи тинзапарин (доза зависит от веса). Мы вернулись в зал ожидания, где находились до прибытия такси.

* * *

Через три с половиной часа после прибытия в отделение неотложной помощи я опять сидел на заднем сиденье того же такси, на котором мы ехали в больницу Западного Саффолка. К счастью, я не встретил никого из своей профессиональной жизни.

Надзиратель вышел из автомобиля, взял кипу бумаг и сумку и пошел к сторожке у ворот. Вскоре из нее вышла надзирательница с двухметровым шестом в руке, дав водителю сигнал выйти из машины. Она села на водительское кресло, открыла бардачок, порылась в содержимом, подняла коврик и осмотрела все отделения внутри салона, затем велела водителю открыть багажник и провела быстрый досмотр. После она взяла шест и провела им по дну машины. Закончив, положила шест на землю и подписала бумагу, поданную ей водителем.

Очень удивившись, я спросил надзирательницу, к которой был прикован:

— Зачем все это?

— Автомобиль проверяют на наркотики и запрещенные предметы.

Досмотр показался мне очень уж поверхностным. Несомненно, он должен быть гораздо тщательнее. Любопытно, что надзирательницу, к которой я был прикован, не досматривали, и я не знал, прошел ли досмотр ее коллега. Как только все снова оказались в машине, ворота открылись, и мы проехали, но тут же остановились перед еще одним пунктом досмотра.

— Это последний досмотр перед тем, как я сниму с вас наручники и отведу в камеру.

Когда все процедуры были завершены, надзирательница пошла своей дорогой, а я последовал за надзирателем в десятый блок. Уходя, она не сказала мне ни слова.

Двор был пуст. Проходя мимо предпоследнего блока, мы вдруг услышали голос из окна: «Выпустите меня из этой преисподней! Выпусти меня, вертухай!»

Когда мы прошли еще несколько метров, я спросил:

— Что теперь со мной будет?

— Я передам в медкабинет письмо из отделения неотложной помощи, и все проблемы будут улажены.

Я не стал задавать лишних вопросов.

— Это была хорошая поездка. Лучше, чем просидеть здесь весь день. Надеюсь, скоро я смогу уволиться, — сказал надзиратель, потирая внутреннюю сторону руки, в которой он нес сумку.