Спасательная шлюпка. Чума из космоса

– Бисет призналась, что планировала доставить этих людей и себя вместе со мной на 20B-40 на спасательной шлюпке. Признавшись в этом, она выдала себя. Чтобы обеспечить такое, она должна была сама установить вторую бомбу, причем настолько сильную, чтобы не только уничтожить корабль, но и быть уверенной, что не выживет никто из трудяг, кроме тех, кого она отобрала на Земле. Не сомневаюсь, что если бы вы до взрыва осмотрели звездолет, то обнаружили бы, что все спасательные шлюпки, кроме нашей, были непригодными для использования.

В комнате повисло долгое молчание. Наконец капитан произнесла:

– Откуда ей было знать, что я… – голос чужака дрогнул, но затем она продолжила так же бесстрастно, как обычно, – что вы сможете справиться с управлением судном и приведете его на 20B-40, а не к Белбену?

– Она и не знала. Она и ее люди были такими же невеждами в отношении образа мысли альбенаретцев, как и я. Ей даже не приходило в голову, что вы поведете шлюпку куда-то еще, а не к ближайшей безопасной планете, которой была 20B-40. Когда же вы решительно заявили, что мы летим на Белбен, даже если все прибудут туда мертвыми, ей пришлось использовать джокера из своей колоды – того человека, которого она захватила как раз на случай, если потребуется сделать какую-то грязную работу. – Он повернул голову и посмотрел на Эстевена. – Она давала тебе сначала и наркотик, и бумагу, так ведь? А потом сказала, что бумаги больше нет.

– И я ей поверил! – воскликнул Эстевен. – Я поверил ей! Вот почему испортил книгу.

– Да, – согласился Джайлс и повернулся к капитану. – Теперь вам известно все, Райумунг.

– Да, – сказала она и высоко подняла голову. – И теперь, зная все это, я заберу обратно своего ребенка и продолжу жить. Мое бесчестие отменено, поскольку я убила того, кто убил мой корабль; а кроме того я удостоена чести, обретя то, что вы называете «дружба», и я объясню, что это такое, остальным представителям своего великого народа.

– И когда вы сделаете это, можно будет познакомить их с еще одним словом. Это «сотрудничество» – оно означает, что люди и альбенаретцы, если станут друзьями, могут совместно вести звездолеты через просторы Вселенной.

Темные глаза яростно сверкнули.

– Вы многое сделали, магнат, – мрачно сказала капитан. – Но будьте осторожны. Не пытайтесь сделать слишком много слишком быстро.

Взгляд ее оказался уставлен на Джайлса, и тот медленно кивнул.

– Возможно, вы правы, – согласился он. – В любом случае желаю вам счастья, Райумунг!

– Представители священного народа не нуждаются в счастье. Только в понимании Пути, в соответствии с которым творится судьба всех существ.

Она повернулась, чтобы покинуть их. Но вдруг снова обратила взгляд на Джайлса.

– Но только не рабы, – сказала она. – Однако я обнаружила, что изменила свое мнение о других существах, находящихся здесь. – Ее взгляд скользнул по трудягам, окружавшим Джайлса. – Они доказали, что все они не рабы. Рабом была только та, которую я только что убила. Именно это послание, более великое, я и несу альбенаретцам, а «дружба» – менее значительное. Ибо, говоря откровенно, уважение между нами и вами должно быть превыше всего остального.

Она развернулась и двинулась прочь, высокая, непреклонная, удаляясь большими размеренными шагами, так, будто теперь ясно видела свой путь к самым величественным вершинам вечности.

Чума из космоса

Посвящается Хьюберту Притчарду, в память о многочисленных чудесных днях

1

Склонясь над шахматной доской, доктор Сэм Бертолли так сильно нахмурился, что густые черные брови сошлись над глазами в сплошную черту. Он протянул руку и передвинул королевскую пешку вперед на квадрат. И расслабился, лишь когда экран полыхнул зеленым – это означало, что сделан правильный ход. Точно так же поступил Фишер в 1973-м, на Берлинском турнире. Консоль тихо зажужжала, чужой слон скользнул по диагонали и остановился. Компьютер играл за Ботвинника, противника Фишера на том историческом матче; ход был неожиданным и коварным. Сэм еще пуще нахмурился и совсем уже в три погибели сгорбился над консолью.

Киллер, сидевший по ту сторону стола из нержавейки, с громким шелестом перевернул журнальную страницу.

В отделении неотложной хирургии царила тишина, а за его стенами гудел, гомонил, бубнил о чем-то своем окруживший больницу город. Он соблюдал дистанцию – но всегда был готов ворваться с ревом сирены. Нью-Йорк огромен, в нем двенадцать миллионов жителей. В любой момент распахнется дверь и внесут одного из них, бледного от болевого шока или сизого от цианоза.

И на этом самом столе, за которым уютно расположились отдыхающие медики, с человека срежут окровавленную одежду, и от благостной тишины не останется и помину. Помещение заполнится воплями дикой боли или предсмертными стонами.

Сэм пошел конем на королевском фланге, чтобы в самом начале сорвать атаку противника. Экран вспыхнул красным – Фишер ходил не так.