Спасательный шлюп в полыхающем море

— Приезжала его мать, пыталась помочь, но… — Жена Ричардсона моргнула, словно проснувшись. — О боже! Ребёнок! Простите.

Экран почернел, потом на нём загорелся логотип «Америтек» и загудел сигнал вызова.

Убедившись, что к нам прах не доставляли, я позвонил в морг, и там поклялись, что отослали на домашний адрес Ричардсона несколько дней назад. В компьютере была об этом запись.

На мой звонок ответила другая миссис Ричардсон — его мать. Она тоже выглядела измученной. Ричардсон бросил и её.

Но она переможется — раньше ведь как-то перемогалась. Больше всех пострадал, больше всего потерял я.

Когда к телефону подошла жена Ричардсона, я рассказал ей, что с моргом зашёл в тупик.

— Но, думаю, кое-чем помочь я могу, — обнадёжил я.

И даже признал, что не без пользы для себя.

* * *

Принёс ли конструкт утешение Шерон Ричардсон? Она забегала время от времени, пока конструкт развивался, — обычно с младенцем. Что в первый раз стало камнем преткновения: её-то я провёл по опознавательной системе, а вот малютку Ричардсона, незнакомую ПТС, тот без моего указания впускать не захотел. Дверь не открылась. Связка ПТС и системы безопасности была ещё не вполне отлажена.

В интерфейсной комнате Шерон Ричардсон сказала конструкту:

— Нам тебя не хватает.

— Он вас любил, — отозвался конструкт.

— Нам тебя не хватает, — повторила она.

— Я не совсем он.

— Я знаю.

— Каких слов вы от меня ждёте?

— Не знаю. Что-то осталось недосказанным, но что? Не знаю.

— Всё проходит. Ничто не вечно, — сказал конструкт. — Вот о чём он помнил каждую минуту. Ничто не вечно, — за это-то и надо держаться. Это-то и надо понять. Что мы — мимолётны, как мысли. Или как бабочки. Когда мы это по-настоящему осознаём, мы прекрасны.

Пораженец, подумал я. Дезертир.

— Не это. Это я слышала, и не раз.

— Каких слов вы от меня ждёте? — повторил конструкт.

Шерон смущённо покосилась на меня, отвернулась.

— Он был эгоистом, — сказала она в пол. — Я хочу услышать, как он… Хочу, чтобы ты попросил прощения.

Конструкт вздохнул.

— Думаете, он погиб нарочно?

— А это так? Я его любила!

— Ничто не вечно.

— Скажи «прости меня»!

Образ Филипа Ричардсона закрыл глаза и потупился:

— Смерть приходит — рано или поздно.

Ушла Шерон Ричардсон не лучше подготовленной к жизни без Филипа, чем была, когда позвонила мне в поисках праха.

Я тоже был недоволен. Конструкт ещё доделывают, а потому толика надежды остаётся. Но лишь толика.

С помощью конструкта Бирли ПТС побеседовал с Шерон, с матерью Ричардсона, его братом и двумя сёстрами. Беседы проходили в интерфейсной комнате, где Бирли, благодаря голограмме, казался убедительнее, казался тёплым, заботливым, настоящим. Он вызвал на откровенность всех техников, что работали над ПТС с Ричардсоном, вытянул у них рассказы о нём и другую ценную информацию. Я привёз его знакомых по магистратуре, коллег из МТИ и Стэнфорда. Все они поговорили с Бирли. Он расспросил и меня. Я постарался как можно более исчерпывающе и честно передать свои о Ричардсоне впечатления. Значение имело всё — даже то, что меня в нём раздражало. Филип Ричардсон слагался и из этого тоже. После каждого интервью я задерживался в интерфейсной комнате допоздна, беседуя с развивающимся конструктом.

Как назло, опять начались ураганы. Из-за хаотических бурь в потоке информации конструкт стал выключаться регулярно, примерно в час ночи.

— Похоже, для ПТС в тебе слишком много противоречий, — как-то ночью сказал я конструкту. — Ты и учёный, и мистик.

— Я не мистик, — возразил Ричардсон. — А учёный из меня лучше, чем из тебя, Маас. Ты соревнуешься со вселенной. Хочешь её победить. Дай тебе фонтан юности, обещающий вечную жизнь, и запрети разбираться, как он работает, — и ты ухватишься за него обеими руками. Наука для тебя — средство. Тебе подавай результаты. Ты просто технолог.

— Я усидчив, а ты вечно прыгаешь с одного на другое.

— Ты одержим, — парировал конструкт. — Да, мне трудно удержаться и не задаться вопросами поинтереснее. Вот что мне важно: что всё это, — он широко махнул рукой, имея в виду весь мир; напоследок рука опустилась на грудь, — что всё это значит? Вот мой вопрос, Маас. Я не перестаю его задавать.

— Излагаешь совсем как он. Порой я забываю, с кем говорю.

— Я полное фиаско, вот я что, — с улыбкой сказал конструкт. — Спорщик из меня, наверно, не хуже Ричардсона, но когда дело за концептуализацией, я всего лишь ПТС. На что-то эта машина годится, но Филипа Ричардсона ты не воскресил.

«Предупреждение маломерным судам» горело уже с час, но сейчас зажглось следующее по порядку: «штормовое предупреждение».

— Давай побыстрее, — сказал Ричардсон. — Времени мало. — Он опять улыбнулся. — Memento mori.

Уставясь на него, я молчал. Генератор голограмм недавно доработали, и теперь успевало пройти несколько минут, прежде чем я замечал изъян во внешности конструкта. Как легко обмануть глаз!

Ураган пятую ночь подряд, аккурат после полуночи. Тик-так, тик-так. Как часы.

Но ураганы — функция хаоса. С чего они вдруг стали так предсказуемы?

И я опять подумал: как легко обмануть глаз.

Праха так и не нашли.

— Сукин ты сын! — вскричал я.