Спаси и сохрани

Мама резко отходит в дальний угол. Синий халат не может затеряться среди бежевой мебели. Закрывает лицо.

– Мама, мамочка! Что с тобой? Ты плачешь?

– Что ты, глупенький… Соринка в глаз попала.

Папа потерянно смотрит на руки. Прячет их за спину и бредёт на кухню.

– Всё ведь будет хорошо?

– Конечно, будет! – Мамины губы ищут Ванин лоб. – Всё уже хорошо…

– Эй Суслик, чё застыл? Опять призрака увидел? – выкрикнул Генка.

Ваня очнулся как от толчка.

– Трусоват… – Подошёл к микрофону слишком близко, тот сразу зафонил. Сусликов отпрянул на целый метр. – Трусоват… Трусоват…

– Трусы́! – подхватил Лёха Миронов.

– Вата! – подхватил Мирон Алексеев.

– Все слышали? – обратился Генка к зрителям. – У новенького трусы из ваты!

И Рукомойников заржал, как ошалевшая лошадь. Вслед за ним захихикали ещё несколько рядов.

Энжел от негодования чуть не оторвала подлокотники. Повернулась к Генке.

– А у тебя вместо совести – унитаз! Так что будь добр, смойся!

– Жёстко ты с ним, – заметил Тёма, поёживаясь. – Это называется «мне до лампочки»?

Энжел поняла, что краснеет.

Ивана испытывали десятки не мигающих глаз. Мальчик ощущал их физически – вот стрелы взглядов жужжат над креслами и достигают цели. Вонзаются то тут, то там. И никакой защиты. Жёлтая старуха зрительского интереса подходит к тебе, смотрит в упор, касается тебя и, будто аллергия, смыкается на твоей шее. Душит, душит, душит…

Картинка актового зала скомкалась и полетела в корзину подсознания. Ваня убежал со сцены. В зале раздался свист.

– Мда! Вот уж действительно, полный заслуженный чтец! – мрачно произнесла Энжел.

Сорвалась с места и направилась за обратную сторону занавеса.

– Стой! Куда? – Мимо проносились неясные лица.

Кто-то попытался остановить девочку, но опоздал. Энжел в два шага перемахнула через ступени, свернула за кулисы и встретила удаляющуюся спину Вани. Сусликов напоминал медведя, разбуженного посреди зимы.

Сложила руки рупором:

– Камо грядеши, Суслик-сан? Сбрасываем скорость и жмёмся к обочине!

Ваня повернулся и ответил печальным, затравленным взором.

– Издеваться пришла?

– Пришла поговорить. – Энжел прислонила мальчика к стене. – Что случилось?

– Я не могу, – признался Иван. А чего скрывать, если и так все всё видели? – Мне страшно.

– А со всякими привидениями по пещерам шастать и в прошлое путешествовать – не страшно?

– Ты не понимаешь. Это другое.

– Куда уж мне! – хмыкнула девочка. – Я-то из плоти и крови, в случае чего, могу люлей навешать. Хочешь проверить?

Но Ваня её не услышал и твердил своё.

– Прав был Генка. Я трус! Жалкий суслик! Я думал, у меня получится. Думал, что после встречи с Софьей изменился…

Энжи потрогала его лоб.

– Ты что делаешь?

– Температуру тебе измеряю, а то ты всякий бред несёшь. Давно ли мажорик стал твоим крашем?

– Да ну тебя. Уйди.

И Ваня попробовал вырваться.

– Сначала ответь! – Предводительница «Общества отверженных» снова пригвоздила его к холодной шершавой стене. – Ты хочешь сдержать данное Софье слово?

– Хочу.

– Тогда режим неудачника – на OFF. Активируем режим победителя по жизни, возвращаемся на сцену и рвём зал, как пейзажи Дали – здравый смысл. Если будешь всего бояться, никогда ничего не добьёшься.

Сусликов покосился на девочку с подозрением.

– А тебе-то что? Ты ж мне не веришь. Сама твердила, что рассказ Изольды Аскольдовны – это старушечьи сказки. Тебе это всё не нужно!

– А тебе? – Нос Энжел едва не столкнулся с носом Вани. Мальчику почудилось, что её взгляд проник в него аж до затылка. – Тебе нужно?

– Да, – кивнул Ваня. – Кажется…

– Так кажется, или ты уверен? – разозлилась ведьма-самозванка.

– Уверен.

– Не слышу. Скажи громче.

– Я уверен!

– Ти ж мой няш-умняш! – Энжел поправила Сусликову воротник рубашки. – А раз ты в себе уверен, то какого лешего здесь торчишь? Иди, переплюнь эту выскочку Крымнашеву!

– А если…

– Никаких если! Будет стрёмно – смотри на меня. Я по центру – седьмой ряд, тринадцатое место. Шевели мозгами, дыши носом, говори ртом. Не перепутаешь?

– Н-нет…

– Ок. Чем тебе ещё помочь? Дать пинка для скорости?

– Добрая ты, – усмехнулся Ваня. – Аж до жути.

– Это ещё моя лайт-версия. Просто я давно уяснила одну важную истину. Понты на хайпе – это трушно. Понты на полном серьёзе – зашквар.

А далее Ваня провалился в подобие сна. Но не в кошмар, потому что когда очнулся, то стоял почему-то в зрительном зале, в проходе между рядами. Со всех сторон к нему лезли обниматься или просто ущипнуть на память. Хватали за плечи, жали руку. Где-то за фигурами ребят подпрыгивала Энжел и показывала большой палец вверх.

– Красава, братан! – воскликнул Архимедов, тормоша Ваню за рукав.

– Топовый чел! – радовался Огурцов, хлопая мальчика по спине. – Зачитал ваще чётко! Фристайла! Ракамакафон!