Спаси и сохрани

– Восхитительно! – Председатель комиссии хлопнула в ладоши. – Коллеги, я вас поздравляю. Мы имеем полный набор: от пьяницы до уголовника! И это мы только одного дворника допросили. Я уже представляю, сколько пикантных подробностей выявится, если проверить весь персонал. Между прочим, после нанесения татуировок употреблять алкоголь не рекомендуется. Элементарных вещей не знаете!

– А шо это за дискл… дикрс… дирск..

– Дискриминация, – подсказала женщина с пучком.

– Вот оно самое! Дякую, – поблагодарил дворник. – Шо, знова другим можно, а мени низя? Я шо, рыжий? – Что самое интересное, у дяди Коли действительно были рыжие волосы. – Палыч, скажи ты им! Ето же ентот… Як ёго… Эйнджизьм!

– Лаврентий Палыч вам ничего не скажет! – Аделаида Сергеевна всем корпусом развернулась к Доходягину. – Я не знаю, в каких отношениях вы и ваш спонсор состоите с местной властью, но я вас уверяю – связи тут не помогут. Разваленный замок посреди леса – не место для массового и длительного пребывания детей. И мы сделаем всё возможное – а мы сделаем, не сомневайтесь, – чтобы прикрыть эту вашу лавочку. И прекратите симулировать! Я в педагогике уже тридцать лет! И не такое видала!..

Пока взрослые выясняли отношения, Ваня ушёл. Наверное, его окликнули и окликнули не раз, и не два, но он этого не услышал. Жара спала, мир стал плоским, пустым и неинтересным – как сковорода, из которой выложили блюдо. Мальчик шёл, не разбирая дороги. Кусты, деревья, деревья, кусты. Дорожка. Пятна чьих-то лиц. Снова деревья. Снова дорожка. Статуи. Какое-то строение. Кусты. Кусты. Кусты.

Дни, проведённые в лагере, навались на Ивана, точно небосвод на плечи Атланта. Столько сделано, столько прожито – и всё зря. Атланту хорошо, он взрослый, сильный и плечи у него натренированные. А у Вани таких скиллов нет. Он же не читер какой-нибудь, а обычный подросток.

Сусликов не справился с ношей, упал в траву и заплакал…

Очнулся уже под вечер. Многорукое солнце наклонялось за горизонт, черпало оттуда янтарь и разбрызгивало по собирающимся облакам. Золотисто-красный покров пеленал небо.

И всё же закат – не тепло, а только имитация. Светит, но не греет. Как бы говорит: я сейчас исчезну, но ведь вы полюбуетесь мной ещё чутка, ок?

Ваня с трудом раскачал затёкшее тело. Голова болела, ноги были ватными, лицо – измазано зелёным, щека горела и чесалась. Ваня встал и нехотя побрёл в сторону замка.

Потоки ребят дружно текли навстречу – шли в столовую на ужин. В стенах замка обустраивались тени. Вдруг одна из них отделилась и метнулась к Ване. Схватила за руку и заговорила голосом Энжел:

– Тёма…

– Что случилось?

Энжел трясло, как лист на ветру.

– Тёма пропал!

Глава 17

Когда кошка говорит немножко

Форточка выстукивала сигнал бедствия.

Снаружи накатило: тучи вспенились, вскипели с натугой и просыпались раскатами грома. Высекли искры – те пробежали дугой по кромке неба, рванули за истыканную верхушками деревьев линию горизонта, где и столкнулись. Взревела гроза. Засверкало. Забарабанил в стёкла ливень – гулко и ритмично, разгоняя темп.

Ване пришлось привстать на цыпочки, чтоб дотянуться до форточки, и всё равно не хватило роста. Лицо ужалило холодом – воздух, израненный зазубринами молний и исхлёстанный упругими струями, выл, просачиваясь во все щели.

А их в старинных окнах библиотеки было немало.

– Мужчины веками складывали оды женскому непостоянству, но в сравнении с погодой мы – образец стабильности.

Изольда Аскольдовна помогла Ивану закрыть окно. Сегодня на ней был белый воздушный хитон, схваченный широким золотистым поясом, на руках звенели многочисленные браслеты, а распущенные волосы кудрявились на плечах. Хозяйка библиотеки походила на античную царицу – не то Елену Троянскую, не то Клеопатру. В остальном всё было как всегда. На стенах пылились гобелены и картины, на полках теснились книги, часы у входа караулили время, а на столе за абонементом остывал ароматный чай.

– Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя; то, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя, – вспомнил Ваня.

Ля, какие снежные вихри в конце июня?!

– Ах, вечно юный, вечно озорной Александр Сергеевич!..

Сусликов ожидал, что Изольда Аскольдовна вновь поплывет на корабле своей памяти по бескрайнему океану литературы, но та вдруг посмотрела на него серьёзным, но добрым и любопытствующим взглядом. И спросила:

– Дорогой мой Иоанн, я же вижу – вас что-то тревожит. Не желаете поделиться? Тучи рассеиваются, когда изливают последнюю каплю.

Ваня подумал. Ваня вздохнул. Ваня посмотрел на чай и вспомнил Тёму.