Спаситель мира

– Не важно, мы все равно победим их, – прорычал он. – Они всего лишь животные!

– Ну да, – бросил другой голос откуда-то слева. – Вот только теперь их возглавляет Танкред Тарентский. Он знает наши тактические приемы и может предвидеть наши действия!

– Не важно! – рявкнул герцог Нормандский. Его больше не заботило, что он кричит. – Если понадобится, мы снова поднимем наши Н-шесть! И на сей раз они понесут импульсные бомбы горизонтального действия! Утопим атамидов в их собственной крови!

Новая волна беспокойного ропота прошла по залу. Трудно было сказать, вызвала ли ее перспектива использования импульсных бомб горизонтального действия или сам факт, что Praetor peregrini утратил хладнокровие.

– Мы не можем этого сделать!

На этот раз новый участник не был анонимом. Высказался Фейнберг, главнокомандующий воздушными силами.

– Если Н-шесть снова взлетят, они все будут уничтожены!

Прежде чем Роберт успел ответить, маркиз де Вильнёв-Касень воскликнул:

– Ну и что? Они погибнут, выполняя свой долг во имя Всемогущего! О каком более славном конце может мечтать солдат Господа?

Ни от кого не ускользнул цинизм этого замечания. Не дав главнокомандующему вставить хоть слово, Вильнёв-Касень продолжал:

– К тому же, даже если их собьют, они как минимум успеют произвести опустошения в рядах неприятеля!

Судя по поднявшемуся в зале смутному шуму, собравшиеся не разделяли его точку зрения. Кто-то выкрикнул:

– Даже в этом нет уверенности!

Ошеломленный Роберт беспомощно наблюдал, как ситуация выходит из-под контроля. Совет, на котором по его задумке должен был говорить только он сам, грозил обернуться общественной дискуссией. Даже его главный союзник, Раймунд де Сен-Жиль, сидел с растерянным видом.

– Я действительно всего лишь служитель Божий, – снова вмешался Филипп де Пон-дю-Руа, – но именно в этом качестве я обязан стараться поелику возможно сохранить жизнь Его творений. Полагаю, мы должны предложить Танкреду Тарентскому перемирие.

Это было уже слишком. Герцог Нормандский взорвался:

– Да как вы смеете, монах! Желаете нашей капитуляции, да? Ждете только одного – чтобы мы склонились перед этими тараканами и сдались вашему хозяину, ренегату Танкреду Тарентскому?

– Но… – залепетал приор, сбитый с толку столь внезапной вспышкой ярости. – Какая нелепость, я…

– А я вам этого не позволю, ни вам, ни вашим сообщникам! – Роберт был вне себя. – Вы присоединитесь к вашему вдохновителю, Петру Пустыннику, в тюремных застенках! Там и обсудите военную стратегию, времени хватит! Немедленно арестовать этого человека!

Среди собравшихся поднялся оглушительный шум. Но Роберт, не обращая ни на что внимания, продолжал выкрикивать приказания.

– Стража, взять этого предателя и бросить его в тюрьму!

Не реагируя на всеобщее возбуждение, четверо военных полицейских пробились сквозь толпу и схватили Филиппа де Пон-дю-Руа, который позволил себя увести, не оказав никакого сопротивления.

– Роберт де Монтгомери, вы совершаете трагическую ошибку! – только и воскликнул он. – Тысячи невинных заплатят за ваше ослепление!

Со всех сторон раздавались возмущенные возгласы. Арест епископа был чем-то совершенно неслыханным.

Лицо Роберта побагровело от ярости. Пока военная полиция выводила приора из зала, герцог встретился взглядом с Боэмундом Тарентским. Тот, внешне безразличный к происходящему, не отвел глаз, даже не стараясь скрыть свою ненависть. На краткое мгновение Роберт пришел в замешательство. И хотя продлилось это не дольше секунды, крошечного отрезка времени хватило, чтобы он внезапно почувствовал себя уязвимым перед лицом такого противника. Тут же овладев собой, он взбесился из-за своей секундной слабости. Его по-настоящему затрясло. Необходимо было немедленно взять ситуацию в свои руки, доказать собственную непреклонность. Решив пойти ва-банк, он уставил обвиняющий палец на сицилийского нормандца.

– Что вы замыслили, князь Тарентский? – взревел он. – Уж не вы ли истинный подстрекатель жалкой попытки дестабилизировать штаб?

Тишина обрушилась на зал как удар молота. То, что верховный лидер крестового похода отправил под арест высокопоставленного священнослужителя непосредственно перед решающим сражением, уже вызывало серьезные опасения, но обвинение в адрес одного из пяти главных баронов военной кампании просто потрясало. Тем более что ни для кого не была тайной неутолимая взаимная ненависть, которую питали оба нормандца. Какова же будет реакция великого воина Боэмунда Тарентского, предводителя Железных солдат?

Тот медленно поднялся. Несмотря на все волнения, сотрясавшие ассамблею, до сих пор он оставался сидеть. В огромном зале не раздавалось ни звука. Встав, Боэмунд продолжал пристально смотреть на Praetor peregrini. Они не сводили друг с друга взгляда, даже не моргали. Потом сицилийский нормандец заговорил, неспешно выговаривая каждый слог:

– Вы предъявляете мне официальное обвинение, сеньор претор? Должен ли я также считать себя арестованным?