Только не Роберту. Согласие на встречу со своим злейшим врагом означало бы для него жуткое унижение. Он уже открыл было рот, готовый разразиться пламенной проповедью и заклеймить этих бесчестных трусов, давших в последний момент слабину, когда неожиданно раздался голос.
– Я полагаю, мы должны вступить в переговоры с Танкредом Тарентским.
Ошеломленный Роберт поискал глазами наглеца, который посмел столь открыто ему противоречить. Им оказался человек среднего роста с темными, тронутыми проседью и очень коротко подстриженными волосами. Он держался очень прямо и смотрел в лицо претора. Филипп де Пон-дю-Руа!
Роберт был поражен. Он совершенно забыл про этого чертова приора, который отличился в прошлом году, проголосовав против отправки Танкреда под трибунал. С тех пор он так и не нашел себе места в высших сферах, и о нем напрочь забыли – до такой степени, что в конце концов вместо него легатом был назначен другой монах, на сей раз с одобрения
И вот теперь он снова возник прямо в разгар собрания военного совета, чтобы опять возразить Роберту в вопросе, касающемся Танкреда Тарентского! Кое-кто из присутствующих вяло запротестовал, однако другие, более многочисленные, выразили ему горячую поддержку. Герцог де Монтгомери так оторопел, что на несколько секунд лишился дара речи. Приор воспользовался его молчанием, чтобы договорить то, что собирался сказать.
– Я ничего не смыслю в военных вопросах, но мне кажется, что мы ничего не потеряем, явившись на эту встречу, а вот выиграть можем многое. Послушаем, что хочет сказать этот человек, и, возможно, спасем тем самым множество жизней. Ибо, если никто здесь не сомневается, что мы возьмем верх над атамидскими войсками, кто может утверждать, что они не нанесут нам значительного урона? Урона столь ужасного, что наша армия от него не оправится!
Роберт де Монтгомери чуть не задохнулся.
– Займитесь своими делами, прелат[43]
! – закричал он, приподнявшись в кресле. – Здесь строго военное собрание!Он осознавал, что в этот момент его собственное поведение не очень соответствует статусу претора крестового похода. И тут внезапно его осенило. Это же очевидно. Все подстроено Боэмундом Тарентским и его кликой. Старый махинатор договорился с приором, что тот вмешается, чтобы в присутствии всех высших офицеров кампании выбить его из колеи. И его план почти сработал. Следовало раз и навсегда показать им, из какого теста сделан он, Роберт.
Придав своему лицу более подобающее выражение, Роберт де Монтгомери снова устроился в кресле.
– С каких это пор
Он намеренно употребил слово «прелат», которое в представлении солдат было накрепко связано с образом ленивого церковного сановника, целыми днями ублажающего собственные прихоти, пока все население вкалывает и страдает. Кстати, подобная карикатура не всегда бывала далека от истины.
К несчастью для Роберта, Филипп де Пон-дю-Руа, как и Петр Пустынник, весьма мало соответствовал такому образу. Глядя на его спускающуюся до пояса и наброшенную на широкий белый подрясник короткую черную накидку без всяких украшений, сложно было вспомнить, что он епископ.
– Каковы бы ни были сомнения, испытываемые нами в данный момент, никто не должен забывать, с какой легкостью мы давили этих паразитов с самого начала войны! Для нас стало неожиданностью, что они быстро и в таком количестве развернули свои силы? Что ж, эффект неожиданности уже прошел! Так что выйдем отсюда и уничтожим их!
– А как же сбитые перехватчики Н-шесть? – выкрикнул кто-то снизу. – Это тоже оказалось чертовски неожиданно!
Роберт опомниться не мог: ему осмеливаются публично возражать. Он-то собирался воодушевить офицеров, созвав самый большой военный совет за все время кампании, но теперь понимал, что идея собрать столько народа несла в себе существенный недостаток: толпа обеспечивала анонимность, что придавало людям смелости.