«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Наш состав сопровождал специальный конвой во главе с офицером. Кроме того, был назначен комендант поезда в лице начальника пересылки, врач и медперсонал[83].

Горячую пищу давали два раза в день – щи, каша или щи и макароны, и хлеба 700 г. В вагон приносили горячую воду, а иногда и чай, сахару давали по 3 г ежедневно.

Спали на нарах.

Было лучше, чем во время этапа из Москвы в Коми АССР в 1941 году в столыпинском вагоне, когда в двухместном купе в течение 15 суток везли 9 человек, без горячей пищи.

Сверх всяких ожиданий наше настроение было хорошее. Нас везли с севера на юг, там будет теплее, чем в Коми АССР, и не тайга-матушка.

Некоторые ребята на пересылке меняли валяные сапоги на кожаные ботинки. На улице уже чувствовалась весна, с крыш капало. В середине дня пригревало солнце, так что все думали: на что нам валенки?

Одно в вагоне было неприятно: когда во время вечерней и утренней поверки конвой зверски простукивал деревянными молотками стены и крышу вагона, бегали по крыше, боясь, как бы не было пролома или пропила в стенках или крыше.

Поверка заключенных производилась два раза в сутки, утром и вечером.

Поверка производилась «без последнего»: открывали дверь вагона, один из конвойных входил в вагон, а двое становились в дверях. Вошедший конвоир кричал: «Переходи в одну сторону!»

Мы по этой зверской команде бежали в противоположную сторону, сбиваясь, как овцы, в одну кучу.

Дежурный конвоир, держа в правой руке деревянный молоток, начинал делать поверку, перегоняя по одному в противоположную сторону, ударяя молотком в спину каждого. Особенно немало доставалось на долю последних…

Меня, как старика, иногда от этой зверской перегонки освобождали, и я сидел на нарах, созерцая столь неприятную процедуру…

До станции Кирова нас везли в более-менее сносных условиях, спальных мест на нарах было достаточно. Но вот в Кирове к нам подсадили человек 15 из лагеря Сухобезводное, Горьковской области[84]

. В вагоне спальных мест не хватает, пришлось занять места под нижними нарами и на полу в проходах.

На верхних и нижних нарах стали спать по очереди.

Выше я уже отмечал, что когда нас отправляли с пересылки Вожаель, то был ясный, солнечный день, с крыши капало, в вагоне было тепло. Но вот проехали 3–4 дня, и погода сильно изменилась. В вагоне стало холодно, стенки вагона покрылись инеем. Дров и угля для топки не хватало. От большого скопления народа в вагоне стало душно, сыро, и мы ждем не дождемся, когда же подъедем к большой ж.-д. станции и там откроют двери вагона и пустят в вагон свежий воздух.

На восьмой или девятый день нас доставили на ж.д. станцию Свердловск.

Здесь нам устроили длительную остановку. Пополнили наши продовольственные запасы, произвели генеральную санитарную обработку, всех пропустили через санпропускник.

Здесь мы увидели живой Советский народ, да и сами себя малость показали.

Когда нас под усиленным конвоем вели в санпропускник, то Советские граждане стояли толпами и меж собой судачили – кого же ведут? Некоторые говорили, военнопленных немцев, а другие: нет, это гонят наших советских граждан.

Да. Последние были правы. Большинство было настоящих советских граждан, по воле культа личности лишенных высокого звания Советского гражданина.

Надо откровенно сказать, как мы завидовали этим [военнопленным] немцам. Их, бывших преступников против нашей родины, везли в свою страну с плакатами и лозунгами на вагонах, они были веселы и радостны, а нас, Советских граждан, под усиленным конвоем везли в спец-лагерь…

На пятнадцатые или шестнадцатые сутки мы были доставлены на Карагандинскую пересылку «Карабас»[85].

Карабасская пересылка довольно большая; мужчин поместили в один барак, женщин в другой.

В бараке было чисто, пол был раскрашен на отдельные полоски, с указанием, по каким полоскам разрешено ходить, а по каким нет.

Так что при виде всего этого невольно вспомнилась одна песенка из каторжанской жизни: «…Чистота у нас большая, нигде соринки не найдешь…»

В бараке была невероятная теснота. Некоторые товарищи вынуждены были спать под нарами; было очень душно.

В соседнем бараке помещались исключительно уркачи, которые годами здесь проживали. В этап их не гоняли, да их бы ни один начальник л/п не принял бы.

Несмотря на морозные дни, они были в одних майках и трусах. В их бараке шла ожесточенная картежная игра; проигрывали все, что имело хотя бы грошовую ценность: пайку хлеба, завтраки и обеды, оставались голодными неделями и нередко месяцами. Проигрывали одежду, белье, постельные принадлежности и спали на голых нарах в голом виде…

Их почему-то звали «Индия», вероятно, из-за их раздетости и разутости…

На Карабасской пересылке нас продержали 2–3 дня. За эти дни из разных лагерей Советского Союза сюда пригнали много заключенных и исключительно стариков и молодых с третьей категорией труда, со ст. 58; бараки все были переполнены. Спали вповалку, один на другом.

41. Из Карабаса в Спасск

27 марта 1949 года нам объявили: «Завтра пойдете в этап, в Спасск». Спасск от Карабаса находился примерно в 40 км.