Спасти Феникса

У Ворон было одно правило. И она должна была стать их вождем.

Он выиграл последующие четыре раунда, играл молча, но считал. Фу было все равно. Чем скорее закончится эта дурацкая игра, тем лучше. Она получила урок копания в нелицеприятной правде с симпатичными мальчиками.

– Раунд двенадцать.

Ракушки, усыпавшие песок, поймали отсвет костра. Тавин выигрывал. На счет «три» она равнодушно потянулась к его стороне.

Он, разумеется, ее поймал. Пальцы коснулись ее кисти, отпустили… но не полностью, кончики скользнули по тыльной стороне ладони, следуя неровностям вен и косточек.

– Чего ты хочешь, Фу? – спросил он.

Ее спрашивали об этом и раньше: цену от принца, какую дорогу на развилке она предпочитает, что оставить из причастного в храмовом тайнике. Это касалось вождей, касалось дела, касалось вопроса выживания еще на один день.

Тавин говорил не про выживание. Он говорил о стали, об огне, об играх с красавчиками. Она не помнила, когда последний раз это кого-то интересовало.

И у нее не было подходящего ответа, только горький и честный.

– Это неважно.

– Правда?

Жар снова прихватил ей затылок, отчасти – гнев… однако не на него, на себя, – за нежелание отстраниться.

Каким-то образом у нее это получилось. Она одним махом сгребла все его ракушки. Потом встала и отряхнулась.

– Я выиграла.

– Новичкам везет, – ответил он, пожимая плечами и улыбаясь.

Тысячи мыслей взывали к вниманию, пока Фу шла через лагерь, бросала мешочек с ракушками обратно Сумасброду и игнорировала его удивленное восклицание.

– Куда направилась, Фу? – поинтересовался Па, когда она проходила мимо.

– Умываться, – коротко ответила она и остановилась у повозки набрать пригоршню мыльных ракушек. – Я ведь сегодня в дозоре, верно? Это меня взбодрит.

– Ну да.

Его тон говорил о том, что он знает: это лишь часть причины. Точно, сегодня ночью ей внимательность не помешает.

А еще ей просто необходимо остудить голову. Сердитый взгляд Подлеца, которым он ее обжег, когда она шла через лагерь, этому не способствовал.

Они уже останавливались на этом месте несколько раз прежде, достаточно, чтобы она сама могла при свете умирающей луны найти путь к соседнему ручью. У воды песчаная почва уступила место густой, вязкой жиже. Комары ныли у нее в ушах, уклоняясь от язычков желтоглазых ящерок.

Фу подвернула брючины и, замирая от холода, пошла вброд туда, где поток бежал быстрый и чистый.

Чего ты хочешь?

Она брызнула себе на лицо и голые руки холодной водой, задумалась. Иногда она замечала свое отражение в окнах из стеклочерни или на отполированной латуни, а иногда вот в таких ручьях. Она видела свое лицо достаточное количество раз, чтобы узнать его сейчас даже в посеребренной по краям тени в воде: закругленный нос, полные губы, уравновешивающие хмурые брови, и большие черные глаза. Волосы почти такие же черные, прямые только после мытья, концы всегда торчат и загибаются там, где их пережимает перевязь маски. Иногда пятно дорожной грязи на среднего размера подбородке. Она не знала, считают ли ее симпатичной. Вне стаи большинство видело ее лишь в маске.

Теперь же она взглядом ощупывала свой силуэт в ручье, стараясь найти хоть намек на то, была ли она хорошенькой, когда играла в ракушки при свете костра.

Осознав всю глупость своего поведения, с горящими ушами, она стала растирать в ладонях мыльные ракушки до тех пор, пока скорлупки не поддались. Обладающий резким запахом сок превратился в пену, стоило ей нанести его на лицо, руки и волосы. Ей захотелось зайти поглубже, чтобы помыться как следует. Возможно, когда все это закончится, кузен принца поделится с ней толикой гостеприимства.

Мысль насчет «всего» заставила ее замереть.

«Все» означало, что клятва Завета сдержана. Это означало конец страху перед Олеандрами, причем без участия соколиной гвардии. «Все» также означало, что не будет больше лордиков.

Живот предательски скрутило.

Довольно.

Стуча зубами и дрожа от холода, она побрела на глубину, пока вода не дошла ей до пояса. Присела, окунувшись с головой.

Холодный шок милостиво опустошил ее разум, хотя в следующее мгновение она уже вскочила на ноги. Досада пришла следом. Она должна была сперва снять всю эту одежду, пусть даже ей удастся быстро высохнуть, сидя у костра на страже. Но сегодня голова ее не слушается, и она, хоть убей, не может думать как следует. Фу повернулась и потащилась обратно.

На берегу ее поджидала тень.

– Ты соображаешь, что этот недоносок к тебе подкатывает? – Презрение Подлеца скользнуло по воде.

Что-то в его голосе подсказывало, что ей лучше оставаться в ручье. Фу не ответила. Когда Подлец пребывал в таком настроении, ей не оставалось ничего, как только искать выхода из положения.

– Ты воображаешь, что он тебя заберет и отполирует так, что дворянство позабудет, откуда ты взялась? – продолжал он. – Не обманывай себя. Клятва – чепуха. Ты хороша для таких, как он, только на коленях.

Бурливший до сих пор гнев яростно вскипел.

– Да что ты говоришь! А для тебя так нет? Наши дурачества много лун назад не дают тебе права указывать, с кем мне разговаривать.