Спасти СССР. Манифестация II

– А-а… Проходите, проходите. Садитесь… – председатель Совмина с облегчением разогнулся, отрываясь от бумаг. – Сейчас еще Дымшиц со Смиртюковым подойдут, и начнем… – он потянулся, и выдохнул, доверительно сообщая: – С утра решали, как помочь полякам… Постановили, что будем вливать через механизмы СЭВ дополнительную помощь от нас – для стабилизации уровня жизни. Не без конца, конечно, а на время… хм… «очищения от навязанной извне оппозиции».

– Ну, хоть какое-то понимание, – едко проворчал Кириллин, устраиваясь за малым столом – стаканы, сбившиеся вокруг бутылки боржоми, испуганно звякнули.

Линялые глазки Косыгина подернулись ледком, а бескровно-серое лицо пошло пятнами нервного румянца. Сжав губы, он выбрался из-за стола, оборачиваясь к окну, и спросил суховато, через плечо:

– А какое понимание польского кризиса у вас, Владимир Алексеевич? Можно поинтересоваться?

– Можно, – глаза академика за линзами очков сверкнули злым азартом. – Конечный неуспех самой Народной Польши в противостоянии с антисоциалистическими структурами определяется двумя базовыми факторами, – заговорил он лекторским тоном, – отсутствием альтернативы фактически ведущему в тупик экономическому курсу правительства и предельной неадекватностью правоприменительной практики по отношению к внутреннему оппоненту, как бы получившему иммунитет.

Косыгин обернулся, прислоняясь к подоконнику и складывая руки на груди.

– Чеканная формулировка! – сквозь обычную сумрачность улыбка так и не пробилась. – Ну, на один из наших вечных вопросов – «Кто виноват?» – вы, будем считать, ответили. Теперь ответьте на другой, куда более трудный: «Что делать?» Как Польшу спасать?

– Не столько Польшу надо спасать, Алексей Николаевич, сколько Союз наш! – резко высказался Кириллин. – А то наверху явно уже перспективу не видят, латают прорехи полумерами, на которые тот же директорский корпус наплюет, как плевал все эти годы! Зато вместе, вероятно, сможем не только Польше помочь, но и всему соцсодружеству! И себе в том числе…

Академик понимал, что медом не мажет, а укол насчет «латок» и вовсе хозяину кабинета адресован. Ну, это не страшно, «шеф» конструктивную критику приемлет, а вот на самом верху любят только одну правду – ежедневную газету, орган ЦК КПСС.

По слухам, Председатель Совета Министров засобирался на пенсию, и кто же тогда придет ему на смену?

«Да кто угодно, только не я! – раздраженно подумал Владимир Алексеевич. – Но сколько же можно молчать, плестись покорно за слепыми поводырями?»

Высокая дверь осторожно приоткрылась – и распахнулась смелее, впуская рослого зампреда Вениамина Дымшица в легком изящном костюме и Михаила Смиртюкова, румяного толстяка в голубой шелковой рубашке, заправленной в светлые брюки, широкие по давней моде.

– Разрешите? – по-военному обратился Дымшиц.

– Входите, товарищи!

Привстав, Кириллин крепко пожал пухлую руку Смиртюкова, кремлевского «долгожителя». В будущем году Михаилу Сергеевичу семьдесят исполнится и, по заведенному порядку, ему полагалась звезда Героя Соцтруда. Да только Брежнев «заматывал» вопрос – ревность Леонида Ильича к главе правительства ложилась и на управделами.

– Рад, рад! – ласково закивал Смиртюков, придвигая к себе стакан и бутылочку.

– Взаимно! – по-светски поклонился академик.

А вот Вениамина Эммануиловича он привечал без особой охоты, хотя и сам не разумел, с чего вдруг такая неприязнь. Специалист-то заслуженный! Это же Дымшиц строил и Магнитогорский металлургический, и Запорожский, и «Азовсталь», и завод в Бхилаи. И Госпланом рулил, и Госснабом…

– А знаете что? – потянул Алексей Николаевич, с кряхтеньем подсаживаясь, и Кириллин невольно улыбнулся. Это была любимая косыгинская присказка, прелюдия к серьезному разговору.

– Давайте, заслушаем товарища Кириллина! Есть у него… хм… отчетливые идеи, как надо СССР спасать, – добродушно проворчал хозяин кабинета. – Времена меняются…

– О, давайте! – оживился Смиртюков, подливая себе минералки.

Уловив пристальный взгляд Дымшица, Владимир Алексеевич ощутил замирание, пугающее и влекущее. Он всегда чуял его, стоило только пренебречь обывательской заповедью «Не высовывайся!»

«Не высовывайся – будь, как все! Тебе что, больше всех надо?» – бубнит внутри «маленький человек», унижен и убог.

А ты вырасти над собой, заяви дерзко: «Надо!»

«Времена меняются…» – толкнулось эхом. Да, меняются…

…Странен и дивен был этот год, тысяча девятьсот семьдесят восьмой от Рождества Христова, а от Великой революции – шестьдесят первый.

Скрытые силы пришли в движение, меняя незыблемое, ломая устоявшееся. Сколько лет бедняга Канторович бился, продвигая теорию оптимального распределения ресурсов, и бесполезно! А нынче ее, хоть и с кучей оговорок, грозятся применить в ведомстве Байбакова…

Как они пели в пионерском детстве? «Близится эра светлых годов…» Ах, как же хочется, чтобы сбылось… Но до чего же страшно ошибиться!

Выдохнув, уняв эмоции, академик заговорил, скованно, но постепенно увлекаясь: