Спектакль

Одихем. Ого! Ну стоит ли вам из-за меня время терять? (Сует ему шиллинг.) Чего уж там…

Констебль(берет шиллинг). Трубка – друг человека.

Одихем(берет трубку). Д-да! И, пожалуй, единственный, другого такого и нет. Огоньку у вас не найдется?

Констебль протягивает ему коробку спичек, Одихем зажигает трубку.

Невеселая у вас служба здесь, с этими трупами-то. Будьте здоровы!

Констебль только успел открыть рот, собираясь что-то сказать, но Одихем уже исчез. Констебль прячет шиллинг, идет в переднюю. Оттуда доносится его голос.

Констебль. Расступитесь, не загромождайте проход. Дорогу присяжным. Сюда, господа. Здесь для вас все приготовлено, чтобы вы могли обсудить ваше решение. Сюда, пожалуйста.

Стоит в дверях и пропускает мимо себя присяжных. Они проходят один за другим; восемь человек, приличные люди, все под впечатлением тяжелого зрелища; на их лицах написано чувство облегчения и вместе с тем сознание своей ответственности. Старшина, ветеринарный фельдшер, держит в руке письмо.

Констебль(входит за ними следом). Все у вас здесь, что вам требуется, господа?

Старшина. Да, спасибо.

Констебль уходит и закрывает за собой двери.

Так вот, значит, мы можем здесь расположиться и подумать.

Четверо присяжных усаживаются на скамью справа, трое – на стулья с левой стороны стола. Старшина садится за стол в дальнем его конце.

Старшина. Ну что ж, господа, я думаю, для вас очевидно, что смерть настигла покойного в понедельник вечером, между восемью и девятью часами, у него дома, в Кенсингтоне?

Все кивают.

Значит, вы согласны. Теперь, сам ли он лишил себя жизни? Это второй вопрос, на который мы должны ответить.

Второй присяжный(справа от старшины, седой человек из небольших коммерсантов). Что ж, тут никаких сомнений быть не может после этого письма, и того, что показывали оба доктора.

Молчание.

Старшина. У кого есть какие-нибудь сомнения, высказывайтесь.

Все молчат.

Значит, все согласны. Он лишил себя жизни. Теперь, в каком состоянии он это совершил? Это третий вопрос.

Третий присяжный(второй слева от старшины, коммивояжер, в темных очках). А вот на это не так-то просто ответить. Я бы попросил старшину прочесть еще раз это письмо. Слушаешь, душа надрывается, прочтите-ка его еще раз.

Старшина. Хорошо. Оно адресовано лейтенанту Освальду судна королевского флота Зевс.

Пятый присяжный

(на крайнем стуле слева, ювелирных дел мастер, не без эстетической жилки). «Зевс» – это по-древнегречески.

Шестой присяжный(крайний справа на скамье, парикмахер, имеет собственное заведение, упрямый, несговорчивый). Давайте-ка попросту, по-английски.

Старшина. Зевс. Портсмут. Написано из собственного дома: «17, Южная площадь, Кенсингтон, 23 марта» – тот самый роковой понедельник – «8.15 вечера». Как видите, и время точно записывает. А вот письмо: «Дорогой дружище. Пишу тебе, как самому моему близкому старому другу. Через несколько минут я отдаю концы…»

Четвертый присяжный(справа от старшины, аптекарь). Господин старшина, позвольте, я насчет этого выражения «отдаю концы», мне его не раз приходилось слышать, только не в таком смысле.

Шестой присяжный. В нашем парикмахерском деле «снять концы» значит подстричь покороче.

Старшина. Ну, здесь это не может означать ничего другого, кроме того, что он собирался сделать.

Третий присяжный. Ясно. Читайте дальше.