Спектакль

Старшина(возвращаясь к прочитанному). «…через несколько минут я отдаю концы. Ни ты, никто другой, ни даже моя мать, ни Энн, когда еще у нас не все было порвано, никто из вас не знает, что мой котелок дважды выходил из строя. Из-за этого, как ты понимаешь, и развалилась моя жизнь с Энн. Ей хотелось ребенка, – а я не мог на это решиться и не мог ей сказать, почему. Ну, просто я никому не мог об этом сказать. Первый раз это со мной случилось вскоре после войны. Я был в Шотландии, в очень уединенном месте: удил рыбу и вот три дня полный провал памяти, полная тьма. Со мной был один парнишка-рыбак; я с него клятву взял, что будет молчать. Второй раз это было незадолго до нашего разрыва с Энн: я поехал в Бельгию с этим своим проектом парашюта „РВ7“. И вот там на меня опять нашло, и я целых двое суток блуждал где-то, очнулся в лесу. Ты, старина, даже не представляешь себе, какая это пытка – быть постоянно под угрозой такого помрачения, чувствовать, как оно надвигается на тебя, медленно, и вот-вот прихлопнет опять. И не знать, выскочишь ли ты из этого в следующий раз, или это уже конец. (Старшина откашливается.) Вот так и живешь в вечном», – тут что-то не разберу дальше, – «мра»…, – ах нет, «стра… страхе»… да, в страхе. «Вот уже несколько дней я чувствую, на меня опять находит. Нет у меня сил терпеть это, дружище. Вот я и решил убраться. Так будет лучше и для меня и для всех. Прощай, и да хранит тебя Бог. Утешь мою дорогую матушку. Твой старый друг Колэн Моркомб».

Последние слова старшина читает прерывающимся хриплым голосом, а третий присяжный как-то подозрительно сопит. Да и все остальные явно удручены и подавлены, за исключением самого молодого, совсем юноши, и шестого присяжного; эти двое слушают с невозмутимым видом.

Пятый присяжный. Ужасно! Какое грустное письмо!

Шестой присяжный. Вопрос в том, писал его человек в здравом уме или нет? Коронер на этом особенно останавливался. Только мне показалось, что он больше о себе думает, чем о покойном.

Седьмой присяжный(второй с краю на скамье, белобрысый торговец овощами). Сказать по совести, в этом письме нет ничего такого, чего мы с вами не могли бы написать, ни единого слова. Все как есть в точности, даже и про то, как с женой разошлись.

Шестой присяжный. Ну, об этой дамочке нам нечего думать.

Третий присяжный. А чем она хуже других?

Пятый присяжный.

Да ведь он и сам спутался с этой девчонкой.

Второй присяжный. По-моему, зря они все это сюда приплели, и коронер правильно сделал, что прекратил допрос, как прочел письмо. Чего там копаться, когда бедняги уже в живых нет.

Шестой присяжный. А я так думаю, только этот инспектор его и осадил.

Четвертый присяжный. Во всяком случае, коронера вовремя прервали, а то хлопнулась бы в обморок девчонка, вся побелела, смотреть на нее страшно было, а уж в аптеке чего не наглядишься.

Старшина. Давайте не отвлекаться – наше дело решить, в здравом уме он был или нет.

Шестой присяжный. Еще бы не в здравом – с девочкой в Ричмонд покатил!

Пятый присяжный. Это было за день до того, к делу не относится.

Седьмой присяжный. Последнее, что он сделал, – это написал письмо, а что там раньше было, нас не касается.

Старшина. По моему мнению, господа, для нас самое важное – эти его слова: «Надвигается на тебя медленно». Я как ветеринар могу вам точно сказать, собака еще до того, как взбесилась, чувствует это. И как только вы заметите, что она это чувствует, ее надо немедленно убить: она уже все равно что бешеная. А вот как человек, здоров ли, когда чувствует, как на него помрачение находит, – вот это нам и надо решить!

Шестой присяжный. Если он был не в своем уме, когда писал это письмо, тогда, значит, мы все тронутые.

Седьмой присяжный. Вот в этом-то все и дело! Коронер нас предостерегал, чтобы не объявлять невменяемым, если у нас насчет этого сомнения будут.

Шестой присяжный.

А, этот коронер! Он только о себе и печется! Даже не счел нужным ответить, когда я ему задал вопрос.

Третий присяжный(неожиданно). Надо же, такой герой! Как сейчас помню, этот его полет! И вот теперь лежит бедняга!

Пятый присяжный. А семье каково! Вот о ком надо подумать.

Шестой присяжный. Ну, о вдове нам нечего думать. Она себе нашла утешение.

Пятый присяжный. А мать?

Шестой присяжный. Это та маленькая старушка в черном?