– Саймону они дались особенно тяжело. Он искренне верил, что мы – благословенное поколение. Однажды сказал мне: Господь настолько приблизился к людям, что жарит, словно печка зимним вечером; можно в буквальном смысле протянуть руки и отогреть их о Царствие Небесное. Мы все это чувствовали, и Саймон в тот момент раскрылся с самой лучшей своей стороны. А когда все пошло под откос, когда почти все друзья заболели или скатились в ту или иную зависимость, ему стало больно. Очень больно. Начались перебои с деньгами, и в конце концов Саймону пришлось искать работу… И мне тоже. Я подрабатывала несколько лет. Мирской работы Саймон так и не нашел. Трудится дворником в Темпе, в церкви «Иорданский табернакль», и ему платят, когда есть возможность… И еще он учится на слесаря-водопроводчика.
– Да уж, не земля обетованная.
– Правда, но знаешь, что скажу? Так и должно быть. Я и ему говорю. Мы можем чувствовать приближение хилиазма, но он пока не наступил, и нам нужно довести игру до конца, до самой последней минутки, даже если ее исход предрешен. Быть может, нас будут судить по этой игре, поэтому надо играть так, словно она имеет смысл.
Мы поднялись на лифте на наш этаж. У своей двери Диана остановилась:
– Что я часто вспоминаю, так это наши с тобой разговоры. Помнишь, как здорово мы болтали?
Вверяли друг другу свои страхи посредством телефона. Целомудренно. Близость на расстоянии. Она всегда предпочитала именно такую близость. Я кивнул.
– Может, получится вернуться к нашим беседам, – сказала она. – Может, я как-нибудь позвоню из Аризоны.
Правильно, звонить будет она, ведь Саймону наверняка не понравится, если звонить стану я. Все ясно. Ясно, какие она предлагает отношения – платонические. Отводит мне роль безобидного дружка, которому можно исповедаться в трудные времена – вроде голубого приятеля ведущей актрисы в драме из тех, что крутят в кинотеатрах сети «Синеплекс». Поболтаем, поплачемся друг другу, и никому не будет больно.
Не того я хотел, не то мне было нужно, но Диана так смотрела на меня – напряженно и слегка растерянно, – что я не смог этого сказать, зато произнес:
– Ну да, конечно.
Она широко улыбнулась, и обняла меня, и ушла, а я остался стоять в коридоре.
Потом сел у себя в номере и принялся лелеять уязвленное самолюбие (в то время как в соседних комнатах шумели и смеялись). Я думал об инженерах и ученых «Перигелия», Лаборатории ракетных двигателей и Космического центра Кеннеди, о газетчиках и телевизионщиках, наблюдавших, как огни прожекторов играют на далеких ракетах; о том, как все мы выполняем свою работу на закате истории человечества в точном соответствии с ожиданиями и делаем вид, что все это не лишено смысла.
Джейсон прибыл около двенадцати на следующий день, за десять часов до первой волны запусков. Погода была тихая и ясная. Хороший знак. Из всех пусковых платформ очевидные проблемы возникли лишь на площадке Европейского космического агентства (Куру, Французская Гвиана): ее пришлось закрыть из-за лютого мартовского шторма. (Микроорганизмы ЕКА задержатся на день-другой – или на полмилиона лет по меркам Спина.)
Джейс пришел прямиком ко мне в номер, где его ждали мы с Дианой. На нем была дешевая болоньевая ветровка и бейсболка «Майами марлинс», надвинутая на глаза, чтобы его не узнали нахлынувшие в гостиницу репортеры.
– Тайлер, прости, – выпалил он, едва я открыл дверь. – Будь у меня возможность, я бы приехал.
Он говорил о похоронах.
– Знаю.
– Белинда Дюпре – лучшее, что было в Казенном доме. Я не шучу.
– Ценю твое мнение.
Я отступил в сторону, чтобы он мог войти. Подошла Диана. Лицо у нее было настороженное. Джейсон, не улыбнувшись, закрыл дверь. Они стояли в ярде друг от друга: Диана рассматривала Джейсона, а Джейсон рассматривал Диану. Повисла тяжелая тишина. Наконец Джейсон нарушил ее:
– Из-за этого воротника ты похожа на банкиршу Викторианской эпохи. И тебе не мешало бы прибывать в весе. Ты живешь в краю скотоводов, неужели там так трудно раздобыть еду?
– Там больше кактусов, чем коров, – ответила Диана.
Оба рассмеялись и крепко обнялись.
С наступлением темноты мы перебрались на балкон: вынесли удобные кресла и велели коридорному принести нам блюдо овощного ассорти (выбор Дианы). Ночь была темная, подобно всем беззвездным ночам под саваном Спина, но на пусковых площадках стояли гигантские прожекторы, и лучи их отражались в беспокойном океане.
Джейс уже несколько недель ходил к неврологу. Диагноз специалиста совпадал с моим: Джейсон страдал от тяжелой и не поддающейся лечению формы рассеянного склероза, и помочь ему можно было лишь паллиативными средствами. Вообще-то, невропатолог хотел передать случай Джейсона в Центр по контролю и профилактике заболеваний, где проводили исследование так называемого АРС – атипичного рассеянного склероза. Джейс то ли пригрозил врачу, то ли откупился от него, и тот отказался от этой мысли. Новая лекарственная смесь обеспечила Джейсону ремиссию – он мог действовать и передвигаться без каких-либо затруднений, – и все подозрения, мучившие Диану, быстро развеялись.