Спин

Жители сельской Индии, Индонезии, Юго-Восточной Азии боготворили Вона Нго Вена; для них он был кем-то вроде культовой фигуры. В Паданге, рассказала Ина, в некоторых домах висит его фотокарточка: в золоченом окладе, словно изображение святого или великого муллы.

– В его поведении было нечто чрезвычайно привлекательное, – говорила Ина. – Знакомая манера речи, хотя мы слышали его лишь в переводе. А когда нам показали фотографии его планеты… Возделанные поля… Тайлер, там же сплошные сельскохозяйственные угодья и почти нет городов! Образ не западный, но восточный. На Землю прибыл посол из другого мира, и оказалось, что он один из нас! Или показалось… И еще всем было приятно слышать, как жестко он критикует Америку.

– Меньше всего Вону хотелось, чтобы слова его воспринимались как критика.

– Легенды затмевают реальность, в этом нет сомнения. А у вас, разве у вас не было к нему тысячи вопросов – в тот день, в день вашего знакомства?

– Конечно, мне было о чем спросить. Но я счел, что Вон и так без конца отвечает на очевидные вопросы с самого своего прибытия на Землю. Решил, что подобные темы его изрядно утомили.

– Наверное, он рассказывал о родном мире с большой неохотой?

– Вовсе нет, он обожал о нем поговорить. Но не любил, когда его допрашивали.

– Я не отличаюсь изысканными манерами, не в пример вам. Непременно оскорбила бы его нескончаемыми расспросами. Тайлер! Предположим, в самый первый день вы могли задать любой вопрос – о чем бы вы спросили?

Мне даже задумываться не пришлось. Я прекрасно помнил, что вертелось у меня на языке в первый день нашего знакомства.

– Я бы спросил его о Спине. О гипотетиках. О том, что нового о них сумели раскопать марсиане.

– Вы когда-нибудь (не в первый день, конечно) обсуждали с ним эту тему?

– Да.

– И ему было что ответить?

– Более чем.

Я глянул на сцену. На нее поднялся другой ансамбль, теперь с салуангами (бамбуковыми флейтами); один из музыкантов – тот, у кого был пузатый струнный инструмент под названием «рабаб», – энергично водил смычком по струнам, и с лица его не сходила кривая ухмылка. Должно быть, исполняли еще одну сальную свадебную песенку.

– Боюсь, это я вас допрашиваю, – спохватилась вдруг Ина.

– Простите. Я еще не до конца восстановил силы.

– В таком случае ступайте домой. Поспите. Таково мое врачебное предписание. Если повезет, завтра вы снова увидите ибу Диану.

Она прошлась со мной по шумной улице, прочь от торжества. Музыка не умолкала почти до пяти утра. Несмотря на это, я крепко спал.

* * *

Водителем «скорой» оказался тощий молчаливый мужчина в форме Красного Полумесяца. Его звали Ниджон. Он с преувеличенным почтением потряс мою руку, но, разговаривая со мной, не отводил огромных глаз от ибу Ины. Я спросил, волнуется ли он из-за предстоящей поездки в Паданг. Ина перевела его ответ:

– Он говорит, что проворачивал делишки и поопаснее, и по менее весомым причинам. Он говорит, что рад познакомиться с другом Вона Нго Вена. И еще он говорит, что нужно выезжать как можно скорее.

Мы забрались в фургон «неотложки». Вдоль стенки располагался горизонтальный металлический ящик, где обычно хранилось медицинское оборудование; в закрытом виде он выполнял функцию скамеечки. Ниджон уже освободил место; эмпирическим путем мы выяснили, что я помещаюсь внутри, если согнуться в три погибели и, вывернув шею, притиснуть голову к плечу. Из ящика разило латексом и антисептиком, и был он не удобнее мартышьего гробика, но мне придется залечь в него, случись полицейским остановить нас на пропускном пункте; Ина тут же рассядется на скамеечке в полном медицинском облачении, а Ен, растянувшись на носилках, изо всех своих сил будет изображать дитя с ССК. В свете того жаркого утра план казался мне слегка нелепым – даже не слегка, а целиком и полностью.

Ниджон расклинил крышку ящика, чтобы в него поступал воздух, так что я, наверное, не задохнулся бы; но мне вовсе не улыбалась перспектива томиться в жаркой и темной стальной коробке. К счастью (после того как мы исследовали вместимость этого горе-тайника), мне дозволили выбраться – до поры до времени. По словам Ины, полицейские силы сосредоточились на новом шоссе между Букик-Тингги и Падангом, а поскольку нас сопровождал внушительный конвой, состоявший из других жителей деревни, перед вынужденной остановкой нас обязательно предупредят – не раз и даже не два. Короче говоря, пока что я уселся рядом с Иной и смотрел, как она подклеивает капельницу с физраствором (без иголки, запечатанную бутафорию) к локтевому сгибу Ена. Наш юный друг отнесся к своей роли с бесконечным энтузиазмом и тут же начал репетировать глубокий легочный кашель, да так искусно, что Ина с не меньшей театральностью нахмурилась:

– Ты что, таскал у брата кретек?

Ен залился краской и заявил, что без сигарет с гвоздикой не сумел бы закашливаться с должной степенью реалистичности.

– Да ну! Смотри мне, актер, как бы не доиграться до того света раньше времени!