Сплошные вопросы (повесть в записках)

Когда я той же ночью передал наш разговор Юрке, он без увиливаний сказал, вернее прошептал: «Про фронт я совершенно с ним согласен, но не мог же я остаться тут, если бы ты пошёл на фронт. А про донос яснее ясного. Помнишь, после политинформации Русаков к нам подошёл, объясните, мол, братцы-студенты, что такое инфляция?» Ну конечно я вспомнил. Подкатил Русаков к нам с этой просьбой, говорит: «Политрук научные термины употребляет, непонятные. Растолкуйте, о чём речь?» Я растолковал, как попроще, примеры живые приводил. Антисоветского ничего в моих объяснениях не было, а то, что на рубль ничего купить нельзя — любой знает. А эта сволочь, значит, так со мной обошлась. Чем же я ему не угодил? Тут Юра мне и подсказал: «Он на должность помкомвзвода метит, а Свиридов недавно обмолвился, что Климов — один из лучших. Вот и решил он проверенным способом действовать. Игра стоит свеч, ведь с той должностью могут и в училище оставить. Но мы-то фронта не боимся, так что плюнь ты на это дело. А с эти гадом, даст бог, ещё сквитаемся». Ах, друг мой Юрка! Как же тепло мне стало от его слов. Как облегчал он мне жизнь весь этот нелёгкий период. Когда выдавалась возможность, мы предавались интеллектуальным пиршествам, читая наизусть стихи. Он их знал гораздо больше, в том числе и те, которые не всякий имел возможность прочитать. Он читал мне стихи Есенина, Цветаевой, Ахматовой, Гумилёва, Белого… Он читал мне наизусть рассказы Аверченко… От одной темы он только уходил, от своей книги, название которой врезалось мне в душу: «Миры, что рядом»… Однажды я пробовал его раскрутить на разговор об этой книге. Стал расспрашивать, что он подразумевал в тех или иных случаях. «Ответов нет,— сказал он,— лишь сплошные вопросы». Где эта рукопись? Юрка ответил, что оставил её у одной девушки. Вот как! У Юрки есть девушка, а я и не знал, и никто из наших ребят не знал. Я упрекнул друга, мол, мне бы уж мог сказать. «Тогда не мог»,— ответил Юрка и вдруг вынул из пакетика с документами маленькую любительскую фотографию. На пеньке сидела девушка, головка её была чуть наклонена отчего косы спускались почти до земли. Смотрела она не в аппарат, а немного в сторону. Взгляд был грустный. «Красивая»,— сказал я. «Красивая»,— как эхо откликнулся Юрка. Расспрашивать о сердечных делах у нас с ним было не принято, а больше он ничего и не рассказывал.

Новый сорок второй год мы успели встретить в училище. Тридцать первого декабря подполковник нас поздравил с Новым годом и прозрачно намекнул, что наш выпуск — дело двух-трёх дней. И точно, второго января первую роту курсантов выстроили на плацу и зачитали приказ о присвоении каждому из нас воинского звания младший лейтенант. Торжественно вручили «кубари», которые мы немедленно прикрепили на петлицы. Праздничный обед мало чем отличался от обычного, разве что величиной порции. Каждому вручили пакет с предписанием по месту дальнейшего прохождения службы. К нашей радости мы с Юркой опять вместе. (Видно, из-за того, что наши фамилии по алфавиту в списке стояли рядом.) Отбытие объявили на завтра. Я, Юрка и Володя Ковалёв решили подойти к Свиридову, чтобы поблагодарить за науку. Он к тому моменту был уже командиром роты. Многие на него держали зуб, считая его службистом и придирой. А мы так уже не считали. Невзирая на неодобрительные взгляды некоторых бывших курсантов, мы подошли к лейтенанту и громко (чтоб все слышали) поблагодарили его за науку, за переданный нам военный опыт, приобретённый им на финской войне. Он не ожидал, и был явно тронут. Смущённо жал нам руки. Мы тут же спросили, почему он не говорил нам, что был на финской войне? «А гордиться нечем. Как вспомнишь, сколько там глупостей мы наделали, так впору от стыда под снег спрятаться»,— очень тихо ответил он нам. …Уже на другой день мы убыли в действующую армию.