Способы думать. История и общество, дискурс и концепт

Озираясь в пространстве актуального политического дискурса, где бесцельно бродят тщедушные тени концептов-покойников — «власть», «свобода», «справедливость», — я вижу сейчас только одно слово, которое имеет для меня смысл и связывает меня с реальным… Да, я и мой Сократ знаем, что мы ничего более не знаем, кроме одного этого слова — «самостоятельность».

В начале будет это Слово.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Двадцать лет назад перестала существовать страна, в которой я родился и вырос. Это случилось внезапно, стремительно, в одночасье. Уверен, что мы в действительности даже не поняли, как это произошло. Просто была страна — и вдруг нет, словно и не было вовсе. Самая большая в мире страна исчезла с лица Земли. Это факт. Но наше сознание, и тут прошу поверить мне на слово (как «практикующему психиатру»), не любит факты, терпеть их не может. Наше сознание живёт иллюзиями: они и только они — иллюзии — обладают для него подлинной ценностью и обладают в его пространстве реальной силой.

В числе прочих у нас есть странная иллюзия, что мы продолжаем жить в той же стране, что и жили раньше — 20 или 25 лет тому назад. Ведь физически мы (по крайней мере большинство из нас) никуда не мигрировали — не приезжали и не уезжали: как жили в своих городах, домах, квартирах, так и живём. Сама территория нашей страны никуда не делась — всё на прежних местах: она не провалилась в гигантскую расщелину после тектонических сдвигов, не погибла под массой раскалённого пепла, как античные Помпеи, не ушла под воду, как мифическая Атлантида. Она «физически» осталась существовать, и это «физически» основывает нашу иллюзию, не позволяя нам разглядеть действительный факт, посмотреть, так сказать, этому факту в лицо. Но что же изменилось на самом деле — и изменилось ли?..

Мы привычно думаем, что СССР «просто реформировался». Не выдержал, обанкротился, распался, разделился… Но это заблуждение. Он умер. Когда я говорил об этом с Михаилом Сергеевичем Горбачёвым (а ему ли не знать…), он в какой-то момент как-то вдруг в сердцах, обречённо сказал: «Да, система нуждалась в замене, а не в реформировании. Её уже нельзя было реформировать». Иными словами, она должна была умереть, и на освободившемся таким образом месте должно было возникнуть что-то новое, что-то другое. Конечно, Михаил Сергеевич не ставил перед собой задачи «убить» СССР, он искренне верил в то, что он занимается «улучшением» («реформированием») страны. Но получилось по-другому, потому что «её уже нельзя было реформировать», «система нуждалась в замене». И это — «другое» — возникло, свято место, как известно, пусто не бывает. На свет Божий, как и положено, в муках, появилась Россия.

Но что такое страна, если не территория и не люди? И почему я считаю возможным говорить, что что-то умерло или что-то возникло, если всё, по сути, осталось «на прежних местах»? Да, территория стала меньше, да, людей поубавилось, но мы же «правопреемники СССР» — или нет? По документам — конечно. Ну а по существу? Чтобы понять это, нужно ответить себе на вопрос о «способе думать» — он у нас теперь какой? Поменялся он, совместился с реальностью или нет? Вроде «Россия — великая наша держава! Россия — великая наша страна!» — то есть «по-советски» звучит (да и под музыку соответствующую), а вроде бы уже и не великая, и точно не советская… То есть «как раньше» мы уже не можем, а «как по-другому» — нам пока непонятно, ещё не знаем. Зависли. И висим.

Страна — это не территория и даже не люди, страна — это институты, обусловленные теми или иными «способами думать», с которых по большому счёту всё и начинается. Звучит как-то очень просто и обыденно, нет ни пафоса, ни величия, но это так. Институты — это, грубо говоря, органы управления (в широком смысле этого слова): президент, правительство, федеральное собрание, суды, то, что они производят, — законы, кодексы, нормы, установления и т. д., и т. п. Но и это ещё не всё, а точнее сказать — вообще мелочь. Главное — то, что по всем этим законам, кодексам, нормам и установлениям живёт. Но живём ли мы по этим «новым правилам» — по-настоящему, по гамбургскому счёту? Это, как говорится, «большой вопрос».

Если способ думать про «президента» у нас как про «царя» — это не президент, это царь. Если способ думать про «закон» у нас как про «дышло» (а мы ведь так все про него и думаем), то это дышло, а не закон. И так далее… «Пролетариат», живущий по законам, где «тунеядство» является уголовно наказуемым делом, и тот же вроде бы «пролетариат», живущий по закону — «нашёл работу, повезло тебе», — это два разных «пролетариата», другой, так сказать, институт, потому что в головах этого пролетариата разные «способы думать», и государства с таким пролетариатом тоже разные. Если в одной стране нет частной собственности (вся она, например, «социалистическая собственность»), а в другой — есть, это две разные страны, потому что это такой институт — частная собственность — и соответствующий «способ думать».