Способы думать. История и общество, дискурс и концепт

Теперь, выступая пред честной публикой, эти счастливые обладатели знания (или, лучше сказать, видения) не пытаются разъяснить нам то, что они увидели — тогда, возможно, ещё в самом начале своей карьеры, когда на пределе сосредоточенности и погружения в проблему счастливым образом схватили реальность за хвост (или за ухо, хобот, пузо — кто его знает?) и вытащили её — этот её фрагмент — на свет сознания. Это (то, что они таким чудесным образом «поймали»), кажется им теперь «естественным», «очевидным», «и так всем понятным», потому что теперь такова их реальность. В этом загадка любого «концепта» — он кажется человеку, который его понимает и использует, «самоочевидным», «не требующим объяснений», как всё то, что мы видим вокруг. Тогда как это, во-первых, категорически не так, а во-вторых, объяснение, показывание этого собеседнику и является самым главным. Только в тот момент, когда человек, воспринимающий мою речь, истинно понимает то, что я имею в виду (то есть

видит это моими глазами, а не «теоретически предполагает» или «домысливает»), он становится моим человеком, и тогда уж действительно по большому счёту «не о чем говорить». Но нет, именно в этой части как раз «Колумбы реальности» и не слишком усердствуют — «и так ведь понятно!». Конечно, «пахнет» же! «Запах».

Вместо этих объяснений обладатели знания (видения) подробнейшим образом рассказывают нам про контекст, в котором они разместили посредством теоретизирования это обнаруженное ими явление (свой «концепт»). Но даже содержание, которое они, уже позже, вложили в свой «концепт», они, как правило, не раскрывают и раскрывать не приучены. Только гении делают это, как, например, тот же Иван Петрович Павлов, который всю жизнь после открытия им «условного рефлекса» тщетным образом пытался объяснить уважаемой публике, что же такое он увидел в психическом, что и назвал этим устойчивым теперь словосочетанием — «условный рефлекс», а также — «торможение», «сигнальная система», «динамическая стереотипия», «рефлекс цели» и т. д., и т. п. И выгонял он своих студентов из аудитории не за то, что они говорили «миньет» вместо «минета», а за то, что они «довольствуются игрой слов» и «пустые слова бросают», а «на этом заканчивают и успокаиваются»[39].

* * *

Иными словами, если попытаться всё сказанное выше упростить до какой-то примитивной формулы, то речь идёт о том, что мы с вами не понимаем тех слов, которыми пользуемся. Впрочем, мы сами-то иногда понимаем (сами себя), но наши собеседники — нет, это совершенно точно. Но и это ещё не всё… Проблема состоит в том, что сидевшие в конференц-зале — там, что на втором этаже и сразу налево — думали, что они понимают тех, кто выступал с кафедры, что, конечно, было не так. И да, они, конечно, что-то понимали, бесспорно (посади я туда пациентов нашей же клиники, эффект был бы куда более драматичным). Но в этом-то и состоит существо проблемы: они понимали то, что понимали, а не вовсе не то, что им говорили, в противном случае не было бы, как это ни парадоксально, того эффекта ажитации от кажущейся противоречивости выступлений, который мы с Анатолием Николаевичем наблюдали у собравшихся.

В конечном счёте правильно понятые способы думать, если они действительно ухватили реальность, неизбежно сходятся, не вызывая эффекта противоречия, ведь в итоге речь идёт об одном больном и об одном Мире, хотя реальности, как это ни парадоксально, могут быть разными. Поэтому, объяснив то, что мы

понимаем и видим (до степени собственно понимания и видения), то есть те самые «концепты», мы вполне можем предотвратить упомянутый «скандал» — хоть в философии, хоть в психологии, хоть в чём угодно ещё. Но возможно ли? И настроены ли уши аудитории, чтобы это слышать?..

И совсем просто: кто может объяснить (не дать определение или показать на примере, а именно объяснить),

что такое «психика», «эмоция» или «мысль», «воля», например, или «ощущение»? Как это вообще, казалось бы, можно объяснить'?.. При этом нам всем кажется, что мы понимаем, о чём речь, но поверьте мне — слово «психика» в устах любого, самого эрудированного моего читателя сейчас вряд ли будет означать то же самое, что это же слово, но в устах Ивана Петровича, Петра Гавриловича, Бориса Дмитриевича или даже Андрея Владимировича. В этом фокус: у них «концепты», а у нас так… слово, слово за слово. И когда они произносят это слово («концепт»), они ворочают реальность — вздымая и выкручивая её пласты, когда же мы произносим — «психика», жалкое эхо прокатывается по квартире.

А теперь, хоть я сегодня и перебрал уже с самыми разными просьбами, прошу вас, объясните мне, пожалуйста, всё-таки, что такое «власть», «свобода» и «справедливость» — эти три слова, составляющих основу нашего, российского политического дискурса…

Вот об этом и речь.

ДИЖЕСТИВ

НУ ИЛИ ПРОСТО НА посошок