Stabat Mater

– О, госпожа, – выдохнул Кирион. – Никакой рыбы нет. За этим символом мы прячем имя нашего Господа. Ихтис[33] – это просто буквы, которые означают «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель». По символу рыбы мы узнаем своих собратьев…

– Ох, старик, – с раздражением сказала августа, – даже для меня все это слишком сложно, а уж для черни… Итак, ты и твои единоверцы по-прежнему в опасности. Вам нужно покинуть Олимпос.

– Но, госпожа моя, – замотал головой Кирион, – куда же мы пойдем? С женщинами и детьми, оставив наши дома?..

– Это все можно устроить, – твердо произнесла Сабина. – Дамиан! – громко позвала она.

Через несколько секунд из-за лавровой куртины появился бритоголовый римлянин в длинном плаще, наброшенном поверх пурпурной туники. Кирион не раз видел его рядом с августой, а при первой встрече он наставлял Кириона, как ему подобает вести себя в присутствии супруги цезаря.

– Дамиан – мой адъютор, – повернулась августа к Кириону. – Его советы бывают поистине бесценны. Вот и на этот раз он подал хорошую идею. Надо нанять галеру, на которой вы уплывете из Олимпоса – ты и все твои собратья. Вам следует направиться на Родос. Претор Родоса – мой давний наперсник. Я напишу ему, и ты возьмешь письмо с собой. А главное, насколько осведомлен Дамиан, на Родосе немало ваших единоверцев. И если ваш бог так милостив, как ты говорил, то и они должны быть добры к вам, иначе грош цена вашей вере…

Кирион слушал Сабину со смешанным чувством ликования и отчаяния.

– Августа, – со стоном произнес он. – Ты сказала – нанять галеру. Да у нас не хватит денег даже на лодку с двумя гребцами!

– Об этом можешь не беспокоиться. Дамиан все устроит. Но поспешите! Вам нужно завтра же быть в пути. А лучше – сегодня ночью…

Эти слова августы бритоголовый Дамиан воспринял как приказ. Бросив краткий непонятный взгляд на Кириона и слегка поклонившись Сабине, он молча повернулся и направился в сторону виллы, и песок аллеи захрустел в вечерней тишине под его быстрыми шагами.

А Кирион в растерянности стоял перед августой, не зная, что сказать.

– Завтра я тоже уплыву отсюда, – произнесла Сабина. – Только плыть мне гораздо дальше, чем тебе, – на Сицилию, а потом в Остию…[34] А потом, наверное уже скоро, – плыть мне через Лету, – печально прибавила она. – А теперь прощай, старик. Не медли. Спеши обрадовать своих людей вестью об избавлении и прикажи им готовиться в путь… Надеюсь, уж на этот раз ты проявишь достаточную твердость и не допустишь никаких колебаний среди твоих христиан, ибо на колебания времени нет.

Прижав руки к груди, Кирион начал пятиться, так и не проронив ни слова, но Сабина жестом остановила его и подошла к нему почти вплотную. Впервые Кирион понял, что она выше его почти на голову.

– Не сочти за странность, Хирококкинос, я хочу прикоснуться к твой сожженной руке.

Цепенея от смущения, Кирион поднял искалеченную руку, и Сабина взяла ее в свои ладони.

– Какая твердая и сухая, – произнесла она. – И, наверное, совсем ничего не чувствует… Знай, Хирококкинос, что своим спасением ты обязан вот этой искалеченной руке. Ну и, конечно, Муцию Сцеволе – кумиру моего детства…

Берег Родоса с белым городом у подножия горной гряды и обломками Колосса, рухнувшего три века назад, уплывают вдаль за левым бортом. Ветер крепчает, парус вздувается и кряхтит, ворочаясь на толстой мачте. Подхваченная ветром водяная пыль долетает до сидящих на палубе беглецов. Вместе с Кирионом и его родней их тридцать. Одна из христианских семей все же не решилась покинуть Олимпос. Но великан Власий, и его Кларисса, и их малыши Кастор и Поллукс, к счастью, здесь. Власий подходит к Кириону, присаживается перед ним на корточки. Со времени их тяжелого разговора в каземате он ни разу не посмотрел Кириону в глаза. Вот и сейчас отводит взгляд.

– Геронда, – тихо говорит он Кириону. – Я взял весы у того купца из Фазелиса, что плывет с нами… Конечно, я не сказал ему, зачем мне весы… И вот я сейчас взвесил тот мешочек. В нем ровно три либры[35] золота. – Власий легонько хлопает себя по груди. Там, у него под хитоном, висит мешочек, который передал Кириону бритоголовый римлянин Дамиан.

Какое-то время Власий молчит, глядя на парящих над кормой чаек, потом глухо, словно нехотя говорит:

– Геронда, почему же она так поступила с нами, эта язычница?

Он встречается с Кирионом глазами и, наконец, не отводит взгляд.

– Потому, – говорит Кирион, – что наш Господь так управил по великому милосердию своему, ибо и язычники слышат Его голос в своих сердцах…

Кирион вдруг чувствует, как ужасно, как смертельно он устал – и за это плавание, и за предшествовавшие ему тревожные дни. Он ложится на палубу и кладет голову на рогожный сверток. В этом свертке – все, что он везет с собой из Олимпоса: ящик с двенадцатью свитками, кипарисовый гребень Филомены да еще – письмо Вибии Сабины, написанное ею для претора Родоса.

Эпилог

28 мая. Вознесение

Вероника