Еще когда у нас шла война за хосписы, в разных странах стали появляться сведения о людях, умеющих избавлять от боли – так же как я и Мария. И почему-то во всех случаях речь шла только о женщинах. По этому поводу СМИ заголосили, что в женщинах, дескать, от природы больше сострадания… Не знаю. Я с этим, наверно, не согласна. Но факт есть факт. Одновременно стали известны случаи стойких ремиссий у детей с СГД. Причем у всех этих детей матери обладают даром избавлять от боли. И еще появились печальные сообщения, что несколько матерей умерли от болевого шока, стараясь облегчить страдания своих детей. То есть, я думаю, с ними происходило то же, что и с Марией во время Алешиных приступов. Могу предположить, что материнское сострадание – самое сильное и самое… Как бы сказать… Безрассудное, что ли. Оно бывает сильнее инстинкта самосохранения, сильнее страха смерти. В нем – желание избавить своего ребенка от боли
Мария и Алеша тоже здесь, в Иерусалиме. Мария давно уже оправилась от своей слабости, а Алешино восстановление продолжается. Его мышцы все еще дряблые, суставы сгибаются с трудом, кровь по-прежнему слабенькая, а цикл сна и бодрствования так и не пришел в норму. Алешу все еще возят на кресле. Он, конечно, сопротивляется, хочет ходить сам. Но тут, в Иерусалиме, он получил новое крутое электрическое кресло и стал гонять на нем по коридорам гостиницы – ты бы видел!.. А вчера мы ездили к Мертвому морю, в безлюдное место на песчано-соляной косе, и Алеша сам прошел, наверное, метров двести. А ведь по песку – это так трудно! А потом плавал и барахтался на поверхности, смеялся и кричал: «Смотрите, я – Буратино, я не могу утонуть!..»
Все, что происходит с Марией и Алешей, конечно, радует и вдохновляет. Как радует и вдохновляет чудесное появление на земле дара избавления от боли. Поможет ли это остановить СГД? И что вообще принесет людям?.. Пока есть лишь хрупкая надежда на то, что апокалипсис отменяется, что мир все же не превратится в терминальный бокс, не захлебнется в крике… Но это – одна сторона медали. А есть и другая. Еще неизвестно, сколько появилось женщин, способных облегчать боль, – десятки, может быть, сотни или даже тысячи? И скольких детей они смогли избавить от СГД? В любом случае ясно, что это – некая новая реальность, и она требует глобальных решений, общей заботы. Вместо этого повсюду разгорается дикий ажиотаж, начинаются гнусные спекуляции. Мгновенно появились шарлатаны и шарлатанки, выдающие себя за чудотворцев, избавляющих от боли, – какие-то гипнотизеры, аферисты, работающие поодиночке и целыми шайками, даже просто воры, проникающие в дома больных детей под видом целителей. И, конечно, началось то, чего я боялась больше всего и через что сама прошла, – началась безудержная торговля умением облегчать боль. При этом далеко не всегда те, кто обладает этим даром, продают себя добровольно. Сплошь и рядом их превращают в рабынь, вокруг них сколачиваются банды, их возят в миллионерские дома на «сеансы обезболивания» под вооруженной охраной. И возят не к детям, у которых СГД, а принуждают помогать тем, кто платит, – богатым старикам, мучимым подагрой, и нуворишам, у которых камни пошли из почек, и их бабам, желающим рожать без боли… Деньжищи-то вокруг этого сразу завертелись бешеные… Не менее отвратителен ажиотаж вокруг «излечившихся» детей. Из них либо лепят суперзвезд, терзают рекламными съемками, участием во всяких шоу, либо превращают в подопытных кроликов, стараясь доискаться до причин их ремиссий, либо – и то и другое сразу. Все это я предвидела, Ванечка, и всего этого боялась, но не могла представить, что это примет