Сталин и его подручные

После убийства Кирова до ареста Ягоды Сталин работал с маниакальной энергией, но и с холодным целеустремленным расчетом. Все, что он предпринимал, создавало для Советского государства то, что наблюдатели потом считали почти мистическим источником государственной силы: тотальную власть. Сталин истреблял, сначала политически, а затем физически, любого политика, который выявлял способность независимо действовать или просто мыслить. Сталин воздвиг пирамидальную структуру власти: наверху – самого себя, потом политбюро, под ним – НКВД и партийных бюрократов. Он установил абсолютный контроль над всеми комиссариатами, от иностранных дел до культуры и легкой промышленности. Он так распределил группы населения, что не было никакой социальной базы для восстания или разногласия: крестьянство было раздавлено, интеллигенция – подкуплена или напугана, рабочие – прикреплены к месту работы. Только армия еще управляла собой и то недолго. Сталин оттолкнул женщин от власти: только горсточка женщин заседала в ЦК для видимости равенства, но он разоружил всех валькирий революции. Запретив аборт и гомосексуализм, введя новые, более строгие правила развода, Сталин и в частную жизнь граждан внес свой порядок. Он мог быть уверен, что новое поколение не расшатает монолит, так как дети и подростки были организованы комсомолом, строго контролирующим их деятельность и идеологию от отрочества до взрослого возраста. Вместо якобы отмененной классовой системы, появилась аналогичная кастовая. Партия уже воспроизводила себя – таких сенсационных неравных браков, как Дыбенко с Коллонтай, уже не было: партия, НКВД и интеллигенция скрещивались – например, внучка Горького Марфа Пешкова вышла замуж за сына Берия Серго, а дочь Хрущева Юлия – за Виктора Гонтаря, директора Киевской оперы.

Правда, некоторые настоящие научные гении, несмотря на приток новых шарлатанов, внесли свой вклад в советскую науку и философию, но и в этой сфере Сталин заморозил свободное мышление. Генетика и современная физика были объявлены ересью. Музыка, которую нельзя насвистывать, поэзия, которая не поддается резюме, картины и кино немонументальные или не представляющие мир, каким он должен быть, – всё подлежало запрету. Страна начала выглядеть одинаково: та же одежда, те же дома, тот же транспорт. Сталин будто бы создал неизменный мир, где однообразие быта прерывалось только безвкусными пестрыми парадами и мундирами партийной и военной элит. Все казалось увековеченным, и Сталин, будто в поисках бессмертия, начал принимать почти нелепые меры против возможного покушения. Кроме вторжения чужих сил – а тут Сталин полагался на собственную хитрость, – ничто не могло бы сотрясти фундамента того мира, который в 1935–1937 гг. он, как ему казалось, упрочил собственными руками.

7. Кровавая ежовщина

Раз на польской границе появился верблюд и попросил политического убежища. «В СССР истребляют всех кроликов», – сказал верблюд. «Но ты – верблюд», – ответил пограничник. «А вы попробуйте доказать, что не кролик».

Рождение большого террора

Да исправится молитва моя,Яко кадило пред Тобою,

Воздеяние руку моею,Жертва вечерняя.Услыши мя, Господи!

Молитва, которую иногда пели Сталин, Ворошилов и Молотов в 1930-х гг. Псалом № 140:2

Обрекая последних членов старой большевистской гвардии на смерть, Сталин в то же время готовил для всех обывателей страны собственное лекарство от мятежного или свободного мышления. Суть этого лечения – Большой террор, который бушевал по всей стране с весны 1937 г. до осени 1938 г. и результатом которого были 750 тыс. расстрелов и полтора миллиона приговоров к медленной лагерной смерти. Спрашивается, какие мозги могли выдумать, а потом осуществить такое массовое убийство? Еще более непостижимо, как грамотное городское население могло покорно сдаваться власти террора и даже активно, усердно содействовать террору, принося ему в жертву соседей, коллег, семью.