Сталин и его подручные

Сам Сталин к середине 1930-х гг. представлял собой выродившегося психопата, который чем больше врагов истребляет, тем более намечает на истребление: серия убийств растет не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Тогда же началось роковое сотрудничество: в игру вошел Николай Ежов, выдвинутый, чтобы привести террор в исполнение, и через полтора года снятый, когда опустошение было произведено. В психике Ежова надо разбираться отдельно, ибо по своей маниакальности он – явление особое. Что касается сборища полулюдей из политбюро, которые переживут Сталина – Кагановича, Молотова, Маленкова, Микояна, Хрущева, – они убивали не потому, что ими руководило сильное внутреннее стремление, а потому, что, как верные псы, полностью отдали совесть, волю и ум своему хозяину.

Бойню Большого террора отличает от предыдущих самоубий-ственность: главные орудия террора, четырехмиллионная Коммунистическая партия и гигантский НКВД, оказались его наиболее уязвимыми жертвами.

Что касается среднего обывателя Советского Союза в это время, не надо упускать из виду, что двадцать лет революционного социализма и десять лет сталинской власти окончательно разбили все звенья, связывающие одного человека с другим. Гитлеру приходилось договариваться с протестантской и католической церквями, и даже кое в чем идти им на уступки (например, прекратить умерщвление калек и душевнобольных); он должен был удовлетворять – надо сказать, что без заметного труда, – остаткам нравственных препятствий, выдвинутых военными, крупными капиталистами, юристами, врачами и профессорами. Только в вихре тотальной войны, пытаясь скрывать от гражданского населения масштаб своих преступлений, Гитлер смог приступить к программе массового истребления целых рас и народов.

Сталин мог обходиться без компромиссов. Православная церковь была раздавлена. У Красной армии уже не было нравственного кодекса – она давно привыкла уничтожать невооруженных горожан и крестьян. Русская интеллигенция была в эмиграции, в тюрьме, подвергалась шантажу или брала подачки от власти. Вне партии фактически уже не существовало какой-либо общественной этики. Население просто терпело кризис за кризисом, надеясь, что в конце концов наступят покой и стабильность. В 1917–1918 гг. оно покорно приняло большевистский государственный переворот, в 1926 г. так же смиренно отнеслось к отмене коллективного руководства и в 1929 г. – к порабощению крестьянства. В 1937–1938 гг. исчезнет каждый десятый взрослый горожанин: те, кто остался, должны были уповать на то, что Сталин и партия скоро свершат свои дела и оставшееся население, как спасенные души в кальвинистском раю, обо всем позабудут и заживут в вечном блаженстве.

У обывателя, конечно, были веские причины сотрудничать с угнетателями. Если не охотишься вместе с гончими, то оказываешься зайцем, на которого гончих натравливают. К тому же те, кто исчезал, освобождали рабочие места, квартиры, мебель и т. д.

Террор был орудием не совсем слепым: он был направлен на мужчин старше тридцати и моложе пятидесяти, на кадры и профессионалов. Точно так же как война против кулаков, городской террор натравливал молодых, обездоленных и необразованных против старших и преуспевших, у которых были богатства и ремесло. Тем, кто губил других, будь он анонимным клеветником или офицером НКВД, руководили личные моменты – месть, зависть, корысть.

Сталин лучше всего понимал самое низкое в человеке и сообразно мотивировал подручных и население. Назначив Николая Ежова, он приобрел идеальный инструмент. Без сомнения, если бы Ежов отказался от этого назначения, Сталин воспользовался бы услугами Кагановича, Молотова или даже таких новичков, как Андреев или Жданов. Но они не смогли бы довести террор до такого невероятного масштаба, как это сделали исключительно ревностное усердие Ежова и та взаимная поддержка, которую какое-то время Сталин и Ежов оказывали друг другу О Ежове сегодня известно несколько больше, и биографический экскурс здесь не помешает.

Как ежик оброс иглами

Лучше всех покоряется приемам укротителя тот лев, который стоит на низшей социальной ступени в прайде, то есть является зверем-омегой.

Янн Мартел. Жизнь Пи[14]

В партийных документах повторяется информация, что Николай Ежов родился в Петербурге 1 мая (по новому стилю) 1895 г., что в 1906 г. его приняли подмастерьем-слесарем на Путиловский завод и в 1913 г. призвали в армию (1). Ежов раз написал, что он прошел всего два года начальной школы и сам обучился грамоте. В 1920-х гг. он так много читал, что его прозвали Колька-книжник. По скромным нормам сталинского политбюро он мог слыть образованным.