Сталин и его подручные

Только одной-единственной мерой Ежов снискал себе подлинную популярность. Он отменил советскую политику в отношении уголовников, которых считали братьями рабочего класса, способными перевоспитаться. В апреле 1937 г. Ежов предложил и Сталин одобрил новую меру: арестовать и выселить или казнить рецидивистов и профессиональных уголовников. К июлю арестовали около 40 тыс. уголовников (и довольно многих кулаков-беженцев): расстреляли каждого пятого. Ночные улицы Москвы и Ленинграда были еще не совсем безопасными, но теперь, когда бандитов наказывали почти так же сурово, как рассказчиков антисоветских анекдотов, население начало чувствовать себя более защищенным.

Тех, кого он щадил от пули, Ежов отправлял в ГУЛАГ, который расширил до масштабов ада. Когда сняли Ягоду, в ГУЛАГе работали около 800 тыс. рабов (и сотни тысяч других переселенцев трудились в условиях, мало отличающихся от рабства). К 1936 г. ежегодная смертность в ГУЛАГе упала на 20 тыс., и в этом, последнем ягодинском году казнили всего 1118 человек (24). Пользуясь определениями Анны Ахматовой, была «травоядная» эра; теперь же наступила эра плотоядная.

Единственное, что мешало Ежову расширить ГУЛАГ до бесконечности, – это суровый климат, огромные просторы советской Арктики и проблемы транспорта, охраны и эксплуатации рабского труда в таких условиях. Чистки в рядах НКВД лишили Ежова лучших управленцев в ГУЛАГе. В декабре 1938 г. больше миллиона людей работало в ГУЛАГе и почти миллион сидел в тюрьмах или исправительных колониях. В этом году смертность в перенаселенном, хаотичном ГУЛАГе, с неопытной и запуганной администрацией, взлетела до 90 тыс., то есть на 10 %. Даже при такой смертности лагеря не справлялись с лавиной массовых арестов. Те, кого держали в битком набитых камерах, часто умирали от тифа, дизентерии, жары, голода или пыток, до того как их переслали в лагерь или к палачу в подвал.

Поэтому Сталин и Ежов решили, что число «врагов», подлежащих не принудительному труду, а расстрелу, надо повысить от 0,5 до 47 %. В 1937 и 1938 гг., по статистике НКВД, были осуждены за контрреволюцию 1444923 человека, из которых были расстреляны 681692. Таким образом, приток в ГУЛАГ замедлили, но обрабатывать столько заключенных оказалось почти невозможно. Надо было все быстрее и быстрее выбивать из арестантов признания, обрекающие других людей и дающие еще больше работы для НКВД. Даже бумаги не хватало, чтобы записывать приговоры и расстрельные справки.

Нетрудно было казнить много и быстро – опытный палач в Тбилиси или Ленинграде сам без помощников расстреливал за одну ночь 200 человек, – но избавляться от трупов было труднее – бульдозеров было мало, и около городов подходящих мест для захоронений недоставало. Иногда жертв возили туда, где офицеры НКВД жили на дачах: там они копали собственные могилы, на которых потом энкавэдэшники сажали сосны и строили домики. После конца 1937 г. НКВД перестал посылать трупы в больничные морги, которые раньше жгли или хоронили всех мертвых без различия. Смертность в Ленинграде, благодаря НКВД, стала втрое выше, и морги не справлялись. НКВД занял одиннадцать гектаров в Парголове, близко от тогдашней финской границы, и там было зарыто 46 771 тело.

Благодаря стараниям некоторых самоотверженных людей нам полностью «возвратили» имена жертв; составлены мартирологи для Ленинграда, некоторых русских областных городов и районов Москвы. «Ленинградский мартиролог», например, дает полные сведения о тех 47 тыс. мужчин и женщин, которых НКВД отправил на смерть за полтора года (25). Ни один из арестов не был результатом какого-нибудь следствия, и среди жертв минимальным было число уголовников. Вначале Ежов задал Ленинграду с июля по октябрь 1937 г. норму 4 тыс. на расстрел и 10 тыс. в ГУЛАГ. По инструкциям Ежова, надо было забирать всех кулаков, уголовников, немцев, поляков и репатриантов из Маньчжурии (после японской оккупации) и посылать два раза в неделю список арестов; Ежов предупреждал своих офицеров, что если норма не будет выполнена, то сделают надлежащие выводы и заберут самих офицеров НКВД.

Известные категории населения подлежали аресту прежде всего. Во-первых, 95 % расстрелянных – мужского пола. Во-вторых, нерусские составляли всего 18 % населения Ленинграда, но 37 % жертв. Поляки, финны, эстонцы и латыши выделялись: в СССР к концу 1937 г. численность поляков упала наполовину по сравнению с предыдущим годом. Почти все советские поляки – их было 144 тыс. – были арестованы, и три четверти были расстреляны.

Ирония состоит в том, что главным палачом Ленинграда с убийства Кирова до марта 1938 г. был латышский еврей, Заковский, урожденный Штубис. Другой нерусский чекист, Александр Радзивиловский, который начал свою карьеру в 1921 г. в Крыму, повторил инструкции Ежова насчет нерусских, когда бериевцы допрашивали его в 1939 г.