Читаем Сталин и его подручные полностью

Даже воображение Вышинского с трудом справилось с этим процессом. Он должен был в одном сценарии связать Генриха Ягоду, правую оппозицию Бухарина, трех кремлевских врачей, трех бывших троцкистов и секретарей Горького и Куйбышева, и фабула должна была начинаться с 1917 г. и проходить через целый ряд умышленных убийств, саботаж, специально подстроенный голод, измену родине и терроризм в пользу разведывательных служб почти всех государств Европы и Азии. На такой процесс надо было пускать только публику, подготовленную так же хорошо, как и подсудимые.

Как Ягода, так и Бухарин признали себя виновными вообще, но подвергали сомнению каждую подробность обвинения. Как Ягода, так и Бухарин отвергали всякую попытку Вышинского очернить их как иностранных шпионов. Тем не менее Бухарин закончил свои испытания крайним самоунижением: единственная причина, говорил он, почему его можно не расстрелять, – это что «бывший Бухарин уже умер, его не существует на земле». После такого признания любой объективный наблюдатель на процессе должен был заключить, что, кроме маленького круга, сплотившегося около Сталина, вся ленинская партия в 1917 г. почему-то симулировала большевистскую революцию в угоду мировому капитализму.

Бухарин наконец – не без гениального ясновидения – убедил себя, что были веские причины, почему он должен умереть: у Сталина

«…имеется какая-то большая и смелая политическая идея генеральной чистки а) в связи с предвоенным временем, b) в связи с переходом к демократии. Эта чистка захватывает а) виновных, b) подозрительных и с) потенциально подозрительных. Без меня здесь не могли обойтись. Одних обезвреживают так-то, других – по-другому, третьих – по-третьему. […]…большие планы, большие идеи и большие интересы перекрывают все, и было бы мелочным ставить вопрос о своей собственной персоне наряду с всемирно-историческими задачами, лежащими прежде всего на твоих плечах» (38).

Тем не менее Бухарин надеялся на милосердие: в случае вынесения смертного приговора заменить расстрел смертельной дозой морфия, или, еще лучше, послать его в северные лагеря, чтобы он там строил музеи и университеты, или в Америку, где он будет вести смертельную борьбу против Троцкого.

Накануне расстрела Бухарин написал карандашом Сталину: «Коба, зачем тебе нужна моя смерть?» Эту записку Сталин не отдавал в архив, а спрятал навсегда под газетой в ящик на даче. 15 марта 1938 г. мучения Бухарина кончились. Тех подсудимых, кого не расстреляли вместе с ним, расстреляли в орловской тюрьме в 1941 г.

Через пять дней после ареста Бухарина за него заступился Ромен Роллан, убеждая Сталина, что «ум порядка бухаринского ума является некоторым богатством для его страны, его можно бы и нужно бы сохранить для советской науки и мысли». Роллан взывал к памяти Горького; он предупреждал Сталина о том, что французы, даже якобинцы, сожалели, что казнили великого химика Лавуазье (39). Сталин даже не ответил. Расстреляв Бухарина, вместо ответа, он приказал экранизировать суд: фильм «Приговор суда – приговор народа» показывал Вышинского в роли взбешенного обвинителя.

Были другие обреченные большевики, которые, несмотря на пытки, не хотели – или из-за пыток уже не могли – давать показаний: Авеля Енукидзе и Яна Рудзутака, например, расстреляли после закрытого заседания. В других городах уже давно приговорили всех, кто внушал Сталину подозрение. Берия уже истребил Буду Мдивани, Мамию Орахелашвили и большую часть старых грузинских большевиков.

В этот третий раз оказалось труднее обмануть западных наблюдателей, за ярким исключением американского посла, Джозефа Дэвиса, который доложил своему правительству о «доказательстве, не подлежащем разумному сомнению, что приговоры – правильны». Такой друг Советского Союза, как Ромен Роллан, был потрясен – ему уже ясно видно было, что Сталин разрушает единство левых антифашистов не только этим процессом, но и междоусобными убийствами, свершаемыми НКВД в Испании. Сталин до того разочаровал французских и английских сторонников, что не оставил себе другого выхода, кроме как договориться для безопасности СССР с Гитлером. Официальная газета Муссолини, «Народ Италии», недоумевала: неужели Сталин стал скрытым фашистом? Сам итальянский вождь потирал руки от удовольствия: «никто не истреблял столько коммунистов, как Сталин».

Обезоруживая армию

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции
Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

«Мы – Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин – авторы исторических детективов. Наши литературные герои расследуют преступления в Российской империи в конце XIX – начале XX века. И хотя по историческим меркам с тех пор прошло не так уж много времени, в жизни и быте людей, их психологии, поведении и представлениях произошли колоссальные изменения. И чтобы описать ту эпоху, не краснея потом перед знающими людьми, мы, прежде чем сесть за очередной рассказ или роман, изучаем источники: мемуары и дневники, газеты и журналы, справочники и отчеты, научные работы тех лет и беллетристику, архивные документы. Однако далеко не все известные нам сведения можно «упаковать» в формат беллетристического произведения. Поэтому до поры до времени множество интересных фактов оставалось в наших записных книжках. А потом появилась идея написать эту книгу: рассказать об истории Петербургской сыскной полиции, о том, как искали в прежние времена преступников в столице, о судьбах царских сыщиков и раскрытых ими делах…»

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин

Документальная литература / Документальное