Даже воображение Вышинского с трудом справилось с этим процессом. Он должен был в одном сценарии связать Генриха Ягоду, правую оппозицию Бухарина, трех кремлевских врачей, трех бывших троцкистов и секретарей Горького и Куйбышева, и фабула должна была начинаться с 1917 г. и проходить через целый ряд умышленных убийств, саботаж, специально подстроенный голод, измену родине и терроризм в пользу разведывательных служб почти всех государств Европы и Азии. На такой процесс надо было пускать только публику, подготовленную так же хорошо, как и подсудимые.
Как Ягода, так и Бухарин признали себя виновными вообще, но подвергали сомнению каждую подробность обвинения. Как Ягода, так и Бухарин отвергали всякую попытку Вышинского очернить их как иностранных шпионов. Тем не менее Бухарин закончил свои испытания крайним самоунижением: единственная причина, говорил он, почему его можно не расстрелять, – это что «бывший Бухарин уже умер, его не существует на земле». После такого признания любой объективный наблюдатель на процессе должен был заключить, что, кроме маленького круга, сплотившегося около Сталина, вся ленинская партия в 1917 г. почему-то симулировала большевистскую революцию в угоду мировому капитализму.
Бухарин наконец – не без гениального ясновидения – убедил себя, что были веские причины, почему он должен умереть: у Сталина
«…имеется какая-то большая и смелая политическая идея генеральной чистки а) в связи с предвоенным временем, b) в связи с переходом к демократии. Эта чистка захватывает а) виновных, b) подозрительных и с) потенциально подозрительных. Без меня здесь не могли обойтись. Одних обезвреживают так-то, других – по-другому, третьих – по-третьему. […]…большие планы, большие идеи и большие интересы перекрывают все, и было бы мелочным ставить вопрос о своей собственной персоне наряду с всемирно-историческими задачами, лежащими прежде всего на твоих плечах» (38).
Тем не менее Бухарин надеялся на милосердие: в случае вынесения смертного приговора заменить расстрел смертельной дозой морфия, или, еще лучше, послать его в северные лагеря, чтобы он там строил музеи и университеты, или в Америку, где он будет вести смертельную борьбу против Троцкого.
Накануне расстрела Бухарин написал карандашом Сталину: «Коба, зачем тебе нужна моя смерть?» Эту записку Сталин не отдавал в архив, а спрятал навсегда под газетой в ящик на даче. 15 марта 1938 г. мучения Бухарина кончились. Тех подсудимых, кого не расстреляли вместе с ним, расстреляли в орловской тюрьме в 1941 г.
Через пять дней после ареста Бухарина за него заступился Ромен Роллан, убеждая Сталина, что «ум порядка бухаринского ума является некоторым богатством для его страны, его можно бы и нужно бы сохранить для советской науки и мысли». Роллан взывал к памяти Горького; он предупреждал Сталина о том, что французы, даже якобинцы, сожалели, что казнили великого химика Лавуазье (39). Сталин даже не ответил. Расстреляв Бухарина, вместо ответа, он приказал экранизировать суд: фильм «Приговор суда – приговор народа» показывал Вышинского в роли взбешенного обвинителя.
Были другие обреченные большевики, которые, несмотря на пытки, не хотели – или из-за пыток уже не могли – давать показаний: Авеля Енукидзе и Яна Рудзутака, например, расстреляли после закрытого заседания. В других городах уже давно приговорили всех, кто внушал Сталину подозрение. Берия уже истребил Буду Мдивани, Мамию Орахелашвили и большую часть старых грузинских большевиков.
В этот третий раз оказалось труднее обмануть западных наблюдателей, за ярким исключением американского посла, Джозефа Дэвиса, который доложил своему правительству о «доказательстве, не подлежащем разумному сомнению, что приговоры – правильны». Такой друг Советского Союза, как Ромен Роллан, был потрясен – ему уже ясно видно было, что Сталин разрушает единство левых антифашистов не только этим процессом, но и междоусобными убийствами, свершаемыми НКВД в Испании. Сталин до того разочаровал французских и английских сторонников, что не оставил себе другого выхода, кроме как договориться для безопасности СССР с Гитлером. Официальная газета Муссолини, «Народ Италии», недоумевала: неужели Сталин стал скрытым фашистом? Сам итальянский вождь потирал руки от удовольствия: «никто не истреблял столько коммунистов, как Сталин».
Обезоруживая армию