Старое платье королевы

– Ну не мне же! Ну хорошо, вам от имени ее величества, раз уж вы пребывали в ее облике.

– И вы отправили? – удивилась я.

– Разумеется. Ее величество отдала приказ в присутствии множества людей, включая иностранных послов, и если бы спустя несколько часов на место не отправился отряд ученых-геологов, горных инженеров и прочей братии, это выглядело бы весьма странно для сторонних наблюдателей. А они имелись, как вы понимаете. Так я жду ответа, сударыня.

Я помолчала, собираясь с мыслями, потом сказала:

– Эти шахты затоплены, как и сказано в документах. Только это не рудничная вода. Я не сразу поняла, о каких именно разработках идет речь, но когда увидела на карте название реки, все сразу стало на свои места.

– Поясните, будьте любезны. Откуда вам это известно? А главное – что именно известно?

– Шахты признали убыточными и закрыли несколько лет назад, так? Работы не стало, люди уезжали оттуда кто куда… Вот и вышло, что один такой человек перебрался с семьей к родне жены. В наш городок.

– Где ваша дыра, а где эти шахты? – сорвалось у канцлера.

– Не так уж далеко. – Я заставила себя не обижаться. – Просто… говорю же: у нас жили их родственники, приютили, пока этот человек не нашел работу. Он горный инженер, сумел устроиться куда-то в строительную контору, кажется, а дочь отдал в наш пансион. Она была почти взрослая, проучилась только два года до выпуска, но я хорошо помню ее рассказы. Мне всегда нравилось подслушивать старших девочек: они часто болтают о разных интересных вещах.

– Знаете, сударыня, я скоро возненавижу слова «одна девочка из нашего пансиона», – честно сказал канцлер.

Я только вздохнула: что же поделать, если сведения о внешнем мире мне приходилось черпать из чужих рассказов, да еще учиться тщательно отделять выдумку от истины…

– Что вы услышали?

– Не так уж много. Эриль не очень-то распространялась о том, что случилось, но к самому выпуску сдружилась с одноклассницей и кое-что ей рассказала. Меня они даже не замечали, думали, наверно, что я еще совсем маленькая и ничего не понимаю…

– Вы можете излагать короче?

– Если совсем коротко, то Эриль жаловалась: ее отец предупреждал об опасности, но его не послушали. А когда случилось несчастье, его едва не сделали виноватым. Спасло только то, что незадолго до этого он послал докладную записку губернатору и письмо с требованием прислать независимую комиссию и подтвердить его выкладки, вот только письмо дошло как раз к моменту катастрофы. Зато не успело затеряться, вот.

– Катастрофы? Вас послушать, так там образовался провал во владения Безымянной.

– Не совсем, но близко к тому…

– Вот как? В документах сказано лишь, что выработки начало затапливать подземными водами, а поскольку месторождение почти иссякло, то затраты на откачку этой воды превысили бы прибыль от добычи, и поэтому губернатор принял решение о закрытии шахт. Сохранились сведения о выплате оставшимся без работы шахтерам компенсаций за погибших и раненых и подъемных для обустройства на новом месте… весьма щедрых, должен отметить. Никаких докладных записок и запросов комиссии нет, архивы я проверил тщательно. А теперь, – он все-таки облокотился на спинку дивана и положил руку на подлокотник, – продолжайте. Мне не терпится услышать вашу версию. Вернее, версию отца этой Эриль.

Я помолчала, собираясь с мыслями. Нужно было отрепетировать речь заранее, но увы мне: я все время отвлекалась на какие-то посторонние мысли…

Канцлер не торопил меня, хотя и постукивал указательным пальцем по блестящему дереву подлокотника – этот мерный звук напоминал тиканье часов.

Сэль наверняка сказала бы, что у него красивые руки, – она почему-то считала, будто оценивать мужчин нужно именно так. Но с кем мне было сравнивать? С господином Агсоном? Он толстяк, я уже упоминала, и пальцы у него пухлые, короткие, мягкие, всегда влажные – я помню, как он однажды одобрительно похлопал меня по руке, заглянув в тетрадь. С учителем истории, дряхлым господином Ладсоном? Он умер несколько лет назад, и в памяти осталось только его пенсне и иссохшие от старости руки – довелось как-то подать ему упавший мел, и я запомнила, что на ощупь он почти как эти руки, прохладные и сухие. С истопником? У него кисти огромные, пальцы корявые, как ветви старого дерева, и такие же шершавые и твердые, черные от сажи. Он и сам казался мне похожим на гигантскую обгорелую корягу, которыми любят прикидываться сказочные лесные духи.

Сегодня я увидела больше мужчин, чем встречала за всю свою прошлую жизнь, но приглядываться к ним было некогда: замечтаешься некстати – добра не жди. Подметила разве, что у графа Сантора руки почти как у девушки: небольшие, изящные, с ухоженными блестящими ногтями. А вот пальцы – цепкие, хищные, и когда граф отвлекается, они начинают жить собственной жизнью: сжимаются, будто хватают добычу, переплетаются, перебирают бумаги…