Старший брат царя. Книга 2

— Государь, — обратился Юрша, — что может знать стражник, охраняющий монастырский обоз? Ничего он не знал и знать не должен.

— Ой, горе тебе, Юрша! Значит, нет свидетелей твоего свидания с инокиней Софией? Значит — врешь мне, государю!

— Воля твоя, государь, верить или не верить.

— Два десятка плетей, чтоб не врал!

Мокруша выбрал плеть, взмахнул со свистом, подошел и начал не спеша бить. Юрша, ожидая первый удар, напрягся всеми мышцами. Плеть обожгла спину, боль жаром обдала все тело и застряла в голове. После второго удара боль со спины перелилась в голову. Вспомнил слова Мокруши и заставил себя расслабиться. На это хватило силы, но стон не сдержал.

Иван, схватившись за подлокотники кресла, подался вперед. Он не услыхал воплей, но стон достиг его ушей. Он видел, как после каждого удара искажалось лицо Юрши, наливалось кровью, видел обильный пот, катящийся по лбу. Мокруша действительно бил мастерски. Следы плетки не пересекались, а ложились рядом. Сразу после удара возникшая белая полоса постепенно краснела, на ней появлялись маленькие бисеринки крови, потом синела и надувалась желваком.

Иван считал удары, после пятнадцатого произнес:

— Хватит... Теперь понял: государю нельзя врать?

Тут произошло неожиданное: Юршу забила дрожь, лицо его посинело, посерело, и он вдруг уронил голову на грудь и повис мертвецом. Мокруша, привыкший ко всему, рванулся в угол, схватил бадейку и вылил на него воду. Тот продолжал безжизненно висеть. Кат связал кусок пакли, зажег ее и дым направил под нос. Юрша вздрогнул, затрясся и постепенно пришел в себя.

— Государь, — сказал Мокруша, — дозволь дать ему воды.

Иван, казалось, ничего не слыхал. Он с каким-то диким животным любопытством следил, как оживал человек. Когда Юршу перестала бить лихорадка и он обвел взглядом пытошную, царь, откинувшись на спинку кресла, произнес:

— Напой.

Юрша жадно выпил поднесенный к губам ковшик. Мокруша вытер его лицо и шею ширинкой. Помолчав какое-то время, Иван спросил:

— Теперь скажи, какие виды на тебя имел тать Кудеяр?.. Ну, что молчишь? Язык проглотил? Или еще полечить плетью?

Юрша ответил хрипло, с натугой:

— Не ведаю то, государь. Харитон поведал лишь, что послал его Кудеяр собрать сведения о сыне великой княгини, а зачем, не сказывал. Думаю, Кудеяр замышлял недоброе.

— То-то, недоброе! А ты замышлял доброе? Какое воровство готовил?

— Воровства не готовил. Хотел уйти в монастырь. Полагал посвятить себя Богу. Замолить свои прегрешения.

— Значит, были прегрешения?! А сообщники, други твои? Бросал?

— У меня не было ни друзей, ни сообщников.

— Опять врешь! Были! Называй! Кто?.. Ах, ты молчишь! Мокруша, кошки! Будешь отвечать? Говори, пока не поздно!

Палач сорвал со стены две многохвостные плети, сунул их в бадейку с водой.

— Ну, чего тянешь? Давай!

...Теперь Мокруша бил по нижней части спины. Первые удары показались менее болезненными, чем от плети. Но с каждым ударом боль возрастала. После пяти ударов палач поменял кошку. Краткий перерыв не принес облегчения, отчаянная боль все сильнее и сильнее заливала поясницу. Юрша потерял контроль над собой, он вопил, выл, а царь радовался:

— Так... Так!.. Говори... Кто?.. Кто научал?.. Стой!.. Ну, кто набрехал о великокняжестве?! Не отвечаешь?.. Бей!.. Засеку! Бей! Сильней! Сильней!

Иван пришел в исступление, вскочил, в такт ударам махал руками, будто в его руках плеть. Юрша последний раз рванулся и повис на ремнях. Царь сразу успокоился и, сев в кресло, послал Басманова за квасом.

Кат, отложив кошку, поливал водой Юршу, пока тот не начал приходить в себя. Потом взял с полки глиняную миску, налил густую жидкость на руку, начал растирать поясницу и спину. Юрше казалось, что на его спине разведен костер, кожа уже сгорела, начинают гореть внутренности. Он не почувствовал прикосновения Мокруши, но немного погодя жар начал стихать. Он вздохнул полной грудью, взгляд прояснился, он увидел царя, пьющего квас из серебряного кувшина, тихо попросил пить. Иван услышал, опустил кувшин:

— Давай ковш. — Мокруша зачерпнул ковш воды и понес Юрше.

Иван остановил его:

— Давай сюда ковш, квасу налью.

Мокруша удивился — царь редко разрешал пытаемых поить чистой водой, крепко соленой — другое дело. А тут дает кваса из собственного кувшина!

Иван допил квас, вытер пот с лица расшитой ширинкой и благожелательно обратился к Юрше:

— Вот так-то, со мной шутки плохи. Обманывать меня нельзя. Говори, кто из недругов моих пестал тебя, обещал великокняжество, прельщал престолом? Скажешь, поживешь еще. Так и быть, отпущу в монастырь.

Юрша глубоко вздохнул:

— Государь, как перед Богом клянусь: ничего я не замышлял! Ни с кем в заговоре не стоял. Всегда был готов служить тебе верой и правдой.

Добродушие Ивана как рукой сняло, он злобно захрипел:

— Опять! Не понял, раб презренный! Крутись не крутись! Бреши не бреши! А все равно все скажешь! Мокруша, жаровню!

Тот принес от горна жаровню с пышущими жаром углями. Повернул ворот, Юрша повис на ремнях, ноги оказались в пол-аршина от пола. Пока палач возился с приготовлением, Иван уселся в кресло: