Старший брат царя. Книга 2

— От кого поклеп пошел? Все на берегу видели, как я выловил ребенка! — сокрушался Афанасий. — А боярин Ногтев отпустил и сказал, чтобы я государю на глаза не попадался. За что?!

Мария возмутилась:

— Тебе всегда выскочить нужно! Зачем полез? Вместе с другими бегал бы по берегу да охал.

— Как же не лезть! Бросились в реку, а плавать не умеют, плескались лишь. Но я и обошел их...

— Вот и обошел на свою шею!

— Истина, Марьюшка. Говорят, ныне государь всех в злом умысле подозревает. Своего наставника, отца Сильвестра, признавать перестал. Опять же Адашева. Потому что они царевичем пренебрегали. Теперь, говорят, особо приближенные стрельцы по ночам в дома заходят, бояр, думных дьяков берут, и в Разбойном приказе они исчезают. В ночь-полночь могут и за мной...

— Опомнись, Афанасий! Ты-то чего трясешься? Какая вина на тебе? Крест царевичу первым поцеловал...

— Так-то так, а поберечься надо. Добро, какое там ни на есть, в Собинку помаленьку отправлять надо. Мало ли что по злобе аль по дурости наговорить могут. Опять же, внучка Сургуна, этого татя, колдуна старого, у сестры приближенной девкой ходила, чуть ли не подругой была... Ну а Таисии как здоровье?

— А чего ей станется! По лугам за цветами с девками носится.

22

На селе в конце лета самая страда; нужно и сено убирать, и хлеб молотить, и репу копать, и капусту рубить. А Афанасию ни до чего дела нет — либо спит и день и ночь, либо запрется один в светелке и пьет хмельное. Ждет, что вот-вот за ним приедут и поволокут на дыбу пытать. Жена его Мария не знала, что делать с мужем, почему на него страх нападает. Другой раз вскакивает среди ночи, хорониться начинает от стражников государевых. А то вдруг примется орать благим матом — почудилось ему, что на дыбе он.

Мария кропила его святой водой, приглашала бабку-ворожею, та наговоры читала. Не помогало. Советовалась с отцом Ираклием, молебны служили. В моменты просветления священник беседовал с ним. После такой беседы Афанасий два-три дня тоскливо бродил по дворцу, потом опять напивался. Мария пробовала все хмельное запирать. Афанасий безотвязно ходил за ней, умолял дать глоток, на колени становился. Бросала она ему ключи в сердцах: «Ступай обжирайся!»

Чтобы избавиться от такого наваждения, Мария занялась дворовым хозяйством. При ней все взвешивают, все измеряют: варения варят, солят, квасят впрок на зиму. Чтобы барыне угодить, дворецкий с ног сбился. А не угодишь, плетей заработать можно, она на такое щедрая.

Перелом в жизни произошел в августе на Преображенье. Близ полудня загремели ворота, на двор въехали с десяток стражников и царский посланник. Афанасий только проснулся и еще напиться не успел, встречал посланца в горнице. Ноги плохо держали его, пришлось ухватиться за стол.

Вошедший перекрестился на киот, поклонился хозяину:

— Много лет жить тебе во здравии, Афанасий Прокофьевич. Государь наш Иоанн Васильевич послал меня, недостойного, уведомить тебя, что он глубоко огорчен смертью верного слуги своего, смотрителя дворца, твоего отца боярина Прокофия. Царство ему Небесное!

Первоначальный испуг отходил, Афанасий обрел способность слушать и видеть. Витиеватая речь посланца никакой угрозы не содержала. Теперь он разглядел, что перед ним Спирька, государев постельничий, разодетый княжичем: атласный охабень, застегнутый на золоченые кляпыши, с воротником, шитым жемчугом. Борода коротко стрижена на фряжский манер.

Из дальнейшей речи Спирьки Афанасий уразумел, что государь назначил нового дворцового смотрителя, а Афанасию надлежит вернуться в родовое имение Собинку, готовить там воинов и ждать вызова в поход. Он возликовал, страхи рассеялись, в ногах появилась крепость, стремительно подошел к Спиридону и обнял его. Тот пытался договорить:

— ...а всю живность и недвижимое по спискам сверить. Для чего дьяка привез...

— Хватит о деле! Спиридон Авдиевич, дорогой мой! Как я рад тебе! Вот пусть подьячие списками занимаются. А мы, эх, и попируем!

— Погоди, барин. Пир от нас не уйдет. У меня к тебе особое дело есть...

И опять слабость охватили ноги и живот. Отошел к скамье.

— ...Прости, что не присылаю сватов, как дедами заведено, знаешь почему... Так вот пришел сам сватать сестру твою Таисию.

Афанасий вздохнул тяжело — не одно, так другое... Выдохнул:

— А как же... — и не договорил, даже рот открыл.

Спиридон понял его и ответил почему-то шепотом:

— С его разрешения приехал.

Афанасий удивился про себя: «Все знает, а сватается? К чему бы это?» Но спросить не решился, сказал смущенно, не по делу:

— Она больная ведь...

— Слушай, барин, я не хуже тебя знаю ее болезнь! Ты мне одно скажи: согласен иметь меня зятем?

— Это же... ведь... как же... — крутил Афанасий, не находя нужных слов. Спиридон стоял на своем:

— Жду. Согласен или нет?!

— Так я-то что. Ее нужно спросить...

— Ее спрошу. А ты, значит, согласен? Ладно. Зови Таисию Прокофьевну... А сам готовь перекусить чего.

Афанасий вышел озлобленный на себя: растерялся, понимаешь! Не оборвал нахала! Но и то, как оборвешь! Государев гонец. А, ладно! Пусть Таиска сама решает!