Старший брат царя. Книга 2

— Отец, Акимушка, ты слышишь меня?!

Он открыл глаза и внимательно всмотрелся в лицо Юрши. Две огромные слезы застряли в уголках его глаз. Ничего не сказав, он отвернул голову и, тяжело вздохнув, затих. Юрша еще некоторое время смотрел на него, потом испуганно спросил шепотом Мокрушу:

— Все? Конец?

— Нет, еще поживет.

Наступившая ночь для Юрши оказалась бессонной, как и прошлая. Он со страхом прислушивался к частому дыханию рядом лежащего Акима. Слышал какие-то свисты, пугался, когда дыхание замирало.

Ватажники на следующее утро проснулись рано, тихо позавтракали и разошлись.

Этот день, середина первой седмицы поста, Юрше запомнился на всю жизнь. Близ обеда особенно разбушевалась вьюга — нет да нет забрасывала горсти снега в маленькую щелочку дымовой продушины, загоняя дым очага обратно в землянку. Аким открыл глаза, приподнял голову и прислушался к вою ветра. Потом впервые за последние дни сказал отчетливо и даже весело:

— Во как крутит!

Юрша вздрогнул:

— Акимушка! Отец! Тебе полегчало? Господи! Как меня пугало твое молчание.

— Совсем легко... Палец на левой ноге чешется... Попить бы чего.

Мокруша подал впрок заготовленное питье.

Аким с жадностью попил и опять заговорил:

— Тихо-то у нас... Это ты, Мокруша? Забыл, как твое имя христианское.

— Его Лукой звать, — подсказал Юрша.

— Да, да, Лука. Спасибо тебе, Лука, ногам-то моим лучше... Пальцами шевелить могу. Посмотреть бы, а?

— Потом, Аким. Перевязывать буду, тогда. А ты, может, поешь чуток?

— Нет, не хочу... Ты вот что скажи: Юрий Василич будет жить?

— Будет, не сомневайся. И ты будешь...

— Не обо мне речь. Юра, ежели со мной что... Не забывай Агафью... и Богом данную дочку, татарочку... Я ведь, как поженился, Агафье хорошую жизнь обещал... И неплохо жили... А вот... Небось обобрали всю... Ежели Акулина-вдовушка отвернулась — по миру пошли...

— Обещаю тебе, отец. Неждан поможет.

— Неждан — ловкий мужик... А мне бы теперь попа... Да и ему не все сказать могу... Клятву страшную дал... Ой, много согрешил аз... Клятву нарушил... Вот и наказывает Господь... Думал, спасу тебя, Юрий... Ан не вышло... Наказал бы Господь меня одного, ты-то при чем? Ой... Попить бы еще.

Мокруша хмуро посмотрел на него. Придержав голову, напоил. Аким долго молчал, его дыхание стало учащаться. Заговорил тише, останавливаясь после каждого слова:

— Ропщу... грех еще один... Чую холод в груди... Прощай... Юра... Дай погляжу в последний... Аз не уберег... Мокруша... Неждан... люди добрые... берегите... Предадите... Прокляну с того света... Приду... — Замолк, часто-часто дыша, как после бега.

Ночью он умер тихо, незаметно. Юрша до утра не спускал глаз с его лица. В неровном свете очага оно казалось особенно худым и бледным, заросшим седыми волосами... Видел он его и в радости, и в печали, и смертельно уставшим, и в жарких схватках с врагами. Всегда рядом, всегда внимательным к нему, к названому сыну. Учил его военному ремеслу и не раз спасал от предательских ударов. И вот он умер, умер из-за него...

Днем унесли Акима, захватив с собой лом, топоры и лопаты. Когда дверной полог запахнулся за ними, Юрша, уронив голову на измятое сено своего ложа, зарыдал.

7

А в конце седмицы из землянки вынесли и Юршу, завернув его в ковер. Положили в небольшие санки с широкими полозьями и повезли по заснеженному лесу. Неждан и Смертушка шли обутые в снегоступы, Дергач и Мокруша — на лыжах. Санки тянули но очереди. С каждой верстой лес становился глуше и гуще. Метель утихомирилась, птицы и зверье повылезало из укрытий. Заячьи, кабаньи, лосиные следы во всех направлениях исчертили свежий снег. Много зверей перебегало им дорогу. Пара молодых лосей, очевидно, впервые увидела людей, долго следовала за ними, появляясь то справа, то слева с любопытством разглядывая двуногих. Дергач обратил на них внимание и авторитетно заявил, что это вовсе не лоси, а оборотни иль, еще хуже, лешие в лосином обличии. Он сам крестился, их крестил, по это не помогло. Лоси отстали только после того, как Мокруша ловко пустил в них увесистую корягу....

На прежнем лежбище о переселении первым заговорил Мокруша. Как только кудеяровцы разошлись, он спросил Неждана, скольким людям известно про их жилье. Неждан ответил:

— Ты всех видел, с десяток наберется.

— Значит, стражников надобно ждать.

— Это ты брось! Люди все надежные.

— А ежели на дыбе? Поверь, там у всех язык развязывается. Таких, как Аким, мне всего троих повелось видеть...

Неждан усмехнулся:

— Много ты поломал людей. Теперь за свою шкуру опасаешься?

— И за свою, и за твою тож.

— Скажи толком, чего хочешь?

— Менять место нужно. Как говорится, береженого Бог бережет.

— Подумать надо.

Но Неждан не только думал, а и готовился к переселению. Достал уже ковер, санки, лыжи, снегоступы. О том никому не говорил, не хотел тревожить Акима до его смерти. Накануне отъезда рассказал Юрше: