Баопу узнал про болезнь Ли Цишэна лишь много дней спустя и очень расстроился. Пошёл его проведать, но тот заперся и никого не впускал. К досаде Баопу, ему пришлось уйти ни с чем. Из-за того, что Ли Цишэн заперся, группа научных инноваций самораспустилась, да и плавильных тиглей было уже достаточно. Баопу больше не надо было крошить обломки фарфора. Прежде он занимался этим целыми днями в обнимку с каменной ступкой. Все волосы были в белой фарфоровой пыли — с виду настоящий старик. Эта работа с её монотонными движениями очень подходила ему по характеру, но, казалось, ей не будет конца. Он уже и не знал, сколько перемолотил этой фарфоровой посуды, которую сначала кто-то разбил до осколков, помещающихся на ладони, а он превращал их в фарфоровую пыль. Обнаружив на одном из осколков цветное изображение девушки, прелестной и тоненькой — вылитая Гуйгуй из семьи Суй, — он хотел подарить его ей, но не посмел стащить сырьё для производства тиглей. Пришлось раскрошить и этот красивый осколок, и сердце ныло, будто саму Гуйгуй раскрошил. Всякий раз, возвращаясь от ступки в каморку, он чувствовал тяжесть в груди. Иногда задавался вопросом: а не от проникающей ли в лёгкие фарфоровой пыли это? Наверное, с «фарфоровыми лёгкими» долго не протянешь? Вот бы посмотреть, на что эти «фарфоровые лёгкие» похожи.
В пустынный двор старого дома семьи Суй было просто страшно выходить. С тех пор, как усадьба сгорела, он стал ещё более загадочным. Уже сколько людей с длинными щупами присылали сюда из городка, всё искали драгоценности, оставленные старой, но богатой семьёй Суй. Самое страшное, что после этих изысканий они не всегда возвращались с пустыми руками: однажды, к примеру, наткнулись на осколки фарфоровых чашек и с удовольствием унесли их с собой. После того, как Четвёртый Барин прилюдно стащил с себя бляху от ремня, вопрос стал, похоже, ещё серьёзнее. Двор не только протыкали щупами, но и перекапывали лопатами. Подставку для коровьего гороха сломали, земля везде перекопанная и влажная. Найденных на глубине личинок цикад копатели поджаривали на костре и съедали. Потом вознамерились искать в стенах пристроек. Баопу, как мог, убеждал не делать этого, говоря, что домики могут рухнуть, только тогда копатели вернулись к протыканию земли. Через полдня вся земля вокруг пристроек была в дырках. Потом Цзяньсу и Ханьчжан развлекались, засыпая эти дырки мелким песком.
Когда заработала столовая, готовить дома было уже не нужно. Похоже, утащить котлы на переплавку было очень дальновидным шагом. Все продукты взяли под контроль. Утром, в полдень и вечером, прихватив с собой глиняную посуду, вставали в очередь на раздаче. Там крепкий мужчина орудовал черпаком из тыквы-горлянки с деревянной ручкой и открывал рот, лишь чтобы спросить: «Сколько едоков?» — и загружал соответствующее число черпаков. Баопу никогда не видел в очереди Ли Цишэна и после расспросов узнал, что за едой для него ходят другие. Иногда дядюшка в подражание Ли Цишэну просил Баопу взять еды на его долю. Как-то Баопу принёс ему поесть и увидел, что тот погружён в чтение той самой старинной книги по мореплаванию. Дядюшка только что вернулся из провинциального центра, где сообщал о старом корабле. Это вызвало в нём страстное желание поднять паруса и отправиться в плавание, под нахлынувшими воспоминаниями телом и душой он оказывался среди мачт. Баопу молча присел рядом с дядюшкой. Долистав книгу до определённого места, тот принялся пальцем измерять изображённую там карту, покачивая головой и бормоча:
— От полуночи до полудня, от восхода до заката, северо-запад, юго-восток, северо-восток, юго-запад. — Снова покачал головой, перелистнул ещё одну страницу: — «…Три вахты в направлении
Баопу не отрывал глаз от книги, он видел её второй раз в жизни. Она была спрятана в стене между кирпичами в жестяной коробке. Он помнил, как много лет назад дядюшка её показывал и как из коробки взлетела пыль, когда он раскрыл её.