Он заперся в своей комнате и никого не впускал. На стене рядом с двумя другими газетами уже прикрепили материал об «универсальном тракторе». Проходил день за днём, и как-то незаметно он открыл для себя, что еда не лезет в горло. Отправил однажды в рот кусок варева и с ужасом ощутил, что губы полыхают огнём. Присмотрелся — а это отруби с травой и мелкими прутиками деревьев. Разозлившись, откинул подальше эту «еду». Выбежал на улицу, увидел народ с серыми лицами, глазами, вытаращенными, как бубенчики, тогда хоть что-то стало понятно. Метнулся обратно, но, добежав до дверей, увидел, что от выброшенной еды не осталось и следа. Так день и проголодал. На другой день горком передал ему новую задачу: разработать производство кондитерских изделий. Пусть нет продовольствия, но если изобретение окажется успешным, валичжэньцы будут есть пирожные! Вскоре стало прибывать разнообразное новое оборудование и сырьё, прислали также и помощника, котёл, немного мякинной крошки и отрубей. Чжоу Цзыфу взирал на Ли Цишэна глазами, исполненными надежды, а тот пребывал в смущении. Приготовлением еды всегда занимались женщины, а теперь весь Валичжэнь зависит от того, что приготовит он один у себя в домике. Но Ли Цишэн в своей красной безрукавке был человек усердный и взялся замешивать эту мякину. Голод постоянно напоминал о себе, и руки просто летали. Помощник развёл костёр перед входом, от густого дыма Ли Цишэн задыхался, у него текли слёзы. Так в беспрерывных экспериментах и пробах прошли пять дней и пять ночей. От скверного питания живот Ли Цишэна надулся, как барабан. На шестой день все трудные вопросы вроде были разрешены. Первое — разная мякина не хотела слипаться и принимать форму, второе — горький, бьющий в нос запах. Попытки Ли Цишэна склеивать и смешивать с помощью перебродившей листвы вяза, а также улучшить запах измельчёнными сладкими корешками травы в конечном счёте увенчались успехом. Из сырья слепили длинную, смахивающую на руку колбасу, придали ей форму змеи в котле и принялись варить на сильном огне. Этому кондитерскому изделию дали имя «нарезной сочник» — его нарезали на дольки, и каждый получал по кусочку. Желающих оказалось немало. Торопливо проглотив кусок, они, раскрасневшись, оглядывались по сторонам. Один наткнулся в своём куске на большой толстый гвоздь и вернул Ли Цишэну. Работавшие раньше в столовой стали приходить учиться приготовлению сочников, и вскоре отставленные за ненадобностью котлы в столовой снова пошли в дело. Но у готовивших сочники они не получались такими вкусными, как у Ли Цишэна, потому что сладкие корешки клали не в той пропорции. Распределяли сочники только по семьям, где были старики и дети. Бывало, тех, что изготовил Ли Цишэн, кому-то и не доставалось. Через какое-то время народ в Валичжэне заметно раздобрел, лица стали не такими бледными и исхудавшими, а движения — степенными. При встрече люди даже шутки отпускать стали, указывая друг другу пальцами на не желающие исчезать впалости на лицах. Некоторые из-за этого впадали в панику, городские власти даже посылали людей объяснять научные причины этого явления. Люди понимали, какова при этом роль сочников, и во многом это их успокаивало.
Через пару недель сырьё для сочников кончилось. Кору с деревьев содрали начисто, и производство приостановилось. Выдавать сочники стали раз в два дня, потом раз в неделю. Ли Цишэн хотел было придумать другой вид сладкого, но вот беда — не было исходного материала. Он вышел из каморки на поиски в красной безрукавке, замаранной чёрной мукой. По дороге заметил старика, который что-то толок в ступке, время от времени отправляя растолчённое в рот. Когда он из любопытства подошёл, старик испуганно заковылял прочь. Ли Цишэн наклонился к ступке, принюхался, провёл в ней пальцем, отправил в рот и понял, что это белая глина. В это время отошедший недалеко старик вдруг, бездыханный, упал на землю. Подбежавший Ли Цишэн стал поднимать его и увидел, что краешки рта дёрнулись пару раз, выступила белая пена, и старик больше не шевелился.
Ли Цишэн устремился по улице с криком:
— Эй! В Валичжэне человек умер от голода! Эй!
На его крик вышло несколько человек, они то смотрели на старика, то переглядывались между собой. Кто заплакал, кто жалобно запричитал, мол, беда, беда, снова пришли те времена — в истории городка есть запись о том, как много-много лет назад немало людей умерло от голода, люди ели друг друга… От этих причитаний все задрожали от страха, многие тоже разрыдались. Ли Цишэн, не переставая кричать, что человек умер от голода, побежал дальше. Он бежал и бежал, пока не остановился перед домом с маленькой узкой калиткой. Этот дом каким-то странным образом встал перед глазами, и он понял, что когда-то жил в нём. И услышал, что в доме кто-то плачет. Это плакал его сын Ли Чжичан, и Ли Цишэн, охнув, рванулся внутрь. Там было темно и стоял запах горелого. Во мраке скрывался какой-то комочек. Ли Цишэн двигался наощупь, и перед ним возникло тельце сына, который сначала застыл от страха, а потом крепко обнял его с плачем: