Старый корабль

Цзяньсу смотрел на огромную сумму расходов, и на лбу у него выступал пот. Он понимал, что потратить эту огромную сумму было необходимо; что в будущем, когда он сам будет управлять фабрикой, возможно, придётся намного превысить эту цифру — при том, что с её дальнейшим увеличением будет расти и общая сумма доходов. Возможно, это тоже будет одним из странных вопросов, в которых никогда не разобраться последующим поколениям. Горько усмехнувшись, он закурил. Теперь нужно посчитать представительские расходы: вот уж настоящая головоломка. При этом он в первую очередь вспомнил про банкет на праздник середины осени, когда все напились так, что дым коромыслом стоял. Еду готовили для местных, поэтому всё было на удивление экономно и низкокачественно. Чжао Додо изобразил богача, который не забывает о земляках, и пригласил их попировать якобы на широкую ногу, а на самом деле нисколько не потратился. На банкетах фабрики были столы нескольких категорий: у самой высшей на столе стояла бутылка «Маотай», две бутылки фэньянской или особой лучжоуской, пара бутылок красного виноградного чжанъюйского, десять бутылок пива «Циндао». На столе должны были быть трепанги, морские ушки, красный пагр и т. п. Красный пагр по двадцать пять юаней за цзинь, за одну рыбину весом четыре-пять цзиней отдавали сотню юаней. Таким образом, на один такой стол с едой и выпивкой уходило триста пятьдесят юаней, и за ним принимали лишь важных руководителей или коммерсантов, имевших отношение к продажам лапши в других регионах, и компанию им мог составить один Четвёртый Барин. На стол рангом пониже ставили бутылку водки «Сифэн», бутылку одной из местных водок, пару бутылок белого виноградного вина и десять бутылок пива «Баотуцюань». Подавали тигровые креветки, черепаховый суп, древесные грибы и морского леща. На такой стол в среднем уходило двести тридцать юаней, и за ним сидели гости из уезда. Едой, как всегда, распоряжался Четвёртый Барин, «Крутой» Додо был распорядителем в компании со старостой Луань Чуньцзи и партсекретарем Ли Юймином. Опять же на некоторых банкетах столы ломились от яств, белое и красное вино пили вволю, по желанию гостей с подачей каждого блюда выпивал по рюмочке и шеф-повар Пузатый Хань. На таких присутствовал лишь Чжао Додо или бухгалтер. Последнему редко удавалось продержаться все застолье, он всякий раз напивался вдрызг, и расчёт у него потом получался путаный. Тут на вино и еду уходило примерно по сто тридцать юаней. Чуть более чем за год было проведено шесть банкетов самого высокого ранга, на которых присутствовал Четвёртый Барин, одиннадцать с присутствием старосты Луаня и партсекретаря Ли, а обычных застолий около двадцати. Всего на представительские расходы было потрачено больше семи тысяч четырёхсот девяноста юаней. С некоторым удивлением глядя на эти цифры, Цзяньсу чувствовал, что это не так уж много. Подведя под этими цифрами черту, он бросил взгляд на испещрённую цифрами записную книжку в синей обложке и вышел из дома.

Звёзды на небе, словно глубоко взволнованные глаза. Подставки под коровий горох — кусок беспросветной темени под слабым звёздным светом. Цзяньсу непроизвольно подошёл к ним, будто хотел дождаться чего-то. Ничего он, конечно, не дождался. Чего никогда не забыть, так это как он держал в руках тоненькое тщедушное тельце. Никогда не забыть, потому что это было в первый раз. Он знал, что будет вспоминать её до самой смерти, вспоминать каждую подробность. В эту осеннюю ночь Цзяньсу даже смутно представил себе её красивые маленькие трусики с красножелтым узором. Неуклюжей и сильной рукой он ласкает её, она дрожит и сжимается, скрестив руки на груди. Эта милая смугляночка словно привнесла в его каморку цвет земли, вольные запахи разнотравья. Он отряхнул листья гороха, и холодные капли воды с них закатились в глаза. Где сейчас эта девчушка? Спит в такое время ночи, крепко прижав к себе ребёнка или мужа? Знает ли она, что мужчина, который впервые возжелал её, стоит сейчас, измождённый расчётами, у подставки для гороха и думает о ней? Она стала матерью, стала носить просторные одежды, стала маленькой матерью. Цзяньсу поглаживал рукой грудь, ощущая, как бьётся его беспокойное сильное сердце.