Старый корабль

Урождённая Ван считала, что с ней самой в молодости в Валичжэне может сравниться одна Наонао. Но Наонао девица бедовая, кокеткой её не назовёшь, и по одному этому сравнивать было нельзя. Муж у Ван был чахлый, болезненный и умер рано. До еды он был жаден, да и поспать любил, а вообще слабак слабаком. Четвёртый Барин, бывало, только крякнет: «Да что за мужик такой!» Она ставила Четвёртому Барину банки, делала массаж спины и, глядя на большое крепкое тело, сравнивала его со своим мужем, который казался ей худосочным, как собачонка. Однажды, когда она массировала Четвёртому Барину спину и живот, тот расхохотался и своей большущей лапой придавил её к себе, но она отстранилась. Немного разозлённый он ухватил её за складки на талии, легко приподнял, а потом бросил. Она аж застыла от боли, а Четвёртый Барин с удовольствием овладел ею. «Всякая тварь делится на инь и ян», — заявил он. Урождённой Ван очень хотелось погадать ему. По лицу и телу она сделала вывод, что ему судьба быть человеком богатым, а вот карьера чиновника не задалась. «Это как раз по мне, — вытер губы Четвёртый Барин. — Это как раз по мне». Муж Ван вскоре умер, она тоже осунулась. Четвёртый Барин большого интереса к ней не проявлял, но на массаж спины соглашался с удовольствием. Потом он набрасывался на неё, но достаточно редко. Его авторитет в её глазах всё рос. Ей не только были хорошо известны мышцы спины, она понимала, что у Четвёртого Барина на уме. Ей не нужно было разузнавать, что творится в Валичжэне, она знала обо всём, к чему он приложил руку. Знала, например, что он надеялся на скорую смерть своей жены Хуань Эр, что люди, подвесившие и избивавшие Ли Цишэна, действовали по его наущению. Она знала всё, но помалкивала и все секреты заминала в глиняных тигров, замешивала в домашние сласти. Когда Четвёртый Барин перестал бывать с ней, она стала походить на стальное лезвие, давно не знавшее точильного камня, в конце концов покрылась ржавчиной, всё тело было будто в пыли, а шея стала чёрная, как железо. Но она по-прежнему готовила Четвёртому Барину еду, с начисто вымытыми руками, в колпаке и нарукавниках, всё чин по чину. Она знала, что желудок Четвёртого Барина не терпит никакой грязи. С закрытыми глазами могла представить себе любой уголок его большого тела, всё ей было известно досконально. Иногда днём, стоя у прилавка и лепя глиняных тигров, она вспоминала об этом, чтобы убить время. Однажды ей привиделось, будто в организме у него кто-то завёлся. Вот розовые кишки, красивые и свежие, как цветы, и слегка извивающиеся. И тут какая-то тёмно-красная змейка неспешно пробирается в желудок и завязывается там узлом. Испуганно вскрикнув, она выронила глиняного тигра, который упал на пол и с глухим стуком разлетелся на куски. На другой день, увидев Четвёртого Барина, Ван тут же выпалила:

— У тебя в животе какая-то гадость завелась.

— Чушь, — бросил Четвёртый Барин.

— Это червяк.

— Хватит чушь пороть! — рявкнул он. Больше она об этом не заговаривала, считая, что он и вино с чаем пил, и утку с женьшенем ел наполовину для того, чтобы кормить своего червя.

Она ещё раз полила хризантемы в комнате и собралась уходить, когда вошёл директор Валичжэньской начальной школы Чанбо У — Длинношеий У. Он смотрел под ноги, потом поправил старые очки и увидел урождённую Ван. «А, опять ты, Длинная Шея!» — услышал он. Длинношеий У смотрел на Ван прищурившись и смеялся — в Валичжэне он единственный смеялся беззвучно. Урождённая Ван честила его почём зря, но тоже без звука. В правой руке У была книга, он зажал её подмышкой и сделал неприличный жест. Урождённая Ван топнула ногой, а У сделал ещё пару жестов. Затем оба, смеясь, покинули двор, она вышла за ворота, а он вошёл в дом. Четвёртый Барин в это время уже сел, потёр обеими руками уголки глаз и бросил:

— Бо У? — Он всегда называл его так, сокращённо.

— Он самый, — торопливо подтвердил Длинношеий У.

Одновременно он взял чайник красной глины, заварил чаю и на зелёном овальном фарфоровом блюдце подал на кан. Принёс из угла комнаты и наладил на кане длинный чайный столик с загибающимися вверх краями, расставил чайные приборы. Потом снял обувь, забрался на кан, и они с Четвёртым Барином устроились по обе стороны столика. Чашки, тоже из красной глины, были наполовину полны светло-зелёного чая. Комната наполнилась чайным ароматом. Четвёртый Барин отхлебнул чаю и потянулся к подоконнику за красивым футляром для очков. Надев очки с широкой оправой, он невозмутимо взял лежавшую у стола прошивную книгу, которую принёс директор школы. Перевернул несколько страниц, немного наклонив тело к свету, и прочёл вслух:

— «Эта хороша, как неразрезанная дыня из южного сада».

Длинношеий У улыбнулся, тонкие полоски кожи по бокам носа растянулись.

— Хорошая книга, — сказал Четвёртый Барин. — Я в тот день пил чай и вдруг вспомнил, что именно в этой книге встречается эта фраза. Небось, трудно было найти?

— Весь книжный сундук перерыл, — кивнул У. — Нигде нет. Отправился в уезд, одолжил у приятеля.