Старый корабль

Четвёртый Барин сначала сидел выпрямившись, но в конце концов не выдержал, наклонился и обнял её. Человек уже немолодой, он смотрел, свесив голову, на холодное, как лёд, умытое слезами прекрасное личико и раз за разом вздыхал. Утирал ей слезы мясистыми пальцами и каждый раз вытирал их об одежду. Потом она вдруг перестала плакать.

— Эх, дитя моё, — неторопливо начал Четвёртый Барин. — Названый отец знает, о чём ты плачешь. Ты плачешь внешне, а я плачу внутри. Плачу об этом исходе. Я ждал его, ждал немало лет. И знаю, что для меня он будет лишь такой. Вспоминаю тебя в прошлом, когда тебе было восемнадцать, ты была просто очаровательна. Мне тоже было чуть за сорок, в самом расцвете сил. Много чего было тогда неподобающего, но в целом инь и ян сочетались, всё по законам природы. Потом я становился всё старше, не успел оглянуться — уже шестьдесят, продолжать так не годится. Это уже сверх всякой меры, нарушение установлений. Как сказал Конфуций, «следовать желаниям сердца и не нарушать ритуала». Такая вот истина. Странное дело, но в свои почтенные годы я не ослабел, я полон жизненных сил и хорош как мужчина. Разве может тут быть хороший исход? Но жаловаться мне не на что. Я доволен своей участью. Ну, кто я такой? Голодранец валичжэньский. А ты барышня из рода Суй, да ещё первая красавица. Умру без сожаления, вот и жду исхода. Пока ждал, а ты не приходила, радовался про себя, думал, ты сжала зубы, собрала волю в кулак, вот и не приходишь. Думал, наверное, легко отделался. Кто знал, что скрипнут ворота, и вот ты здесь. И я наконец всё же понял — этого исхода не избежать, это случится рано или поздно. Перед этим я хотел бы сказать тебе: не нужно считать это ложью (тот, кому скоро умирать, не лжёт): ты для меня сокровище, единственная в жизни. Ты очень дорога мне. Вот и всё.

С этими словами Четвёртый Барин без конца похлопывал её и поглаживал. Потом приподнял её лицо и поцеловал толстыми губами. Большая мягкая ладонь гладила её под медленное «Малышка Чжанцзы…». Ханьчжан бессильно дрогнула в его объятиях. А он продолжал:

— Малышка Чжанцзы, исход ещё не наступил, и Четвёртому Барину в самый бы раз соединиться с тобой. Таких дней, возможно, уже осталось немного. Не надо бояться, как раньше. Садись, выпей вина, хого как раз подоспел. — С этими словами он помог ей встать, плотно задёрнул занавески, спустился с кана и задвинул дверную щеколду. Ханьчжан уже не плакала, во рту пересохло, и она дрожащими руками налила себе супу. Суп был горячий, она ела осторожно, её прошиб пот. Четвёртый Барин пару раз высморкался, отодвинул столик на кане, обхватил бёдра Ханьчжан, легонько приподнял и с удовлетворённым «ага» притянул к себе. Большие ладони приводили в порядок её волосы, большущие ягодицы придвинулись, а руки легко уложили её. С его губ беспрестанно слетали выражения нежности и удовлетворения, будто он играл с котёнком. Он сидел рядом и любовался ею, то и дело проводя большой ладонью от шеи вниз. Через распахнутую на широкой груди одежду пахнуло горячим потом.

В это время в пристройке довольный Длинношеий У громко декламировал трактат Хуайнань-цзы[60], и строчки долетали через окно:

— «Неясное и смутное не представишь; смутное и неясное не поддаётся. Потаённое и сокровенное не имеет формы, растущее и проникающее не нуждается в движении, то твёрдое, то мягкое, то сворачивается, то разворачивается, вздымаясь и опускаясь с инь и ян…»

Четвёртый Барин пропускал всё мимо ушей. Склонившись к Ханьчжан, он, застыв, рассматривал синеватые кровеносные сосуды под прозрачной кожей.

Длинношеий У продолжал читать выразительно и размеренно, уже страшно возбуждённый. Теперь это были строчки из Баопу-цзы[61]

:

— «…безмерно в своей глубине, поэтому подвластно малое. Простирается далеко, отсюда сокровенная тайна. В высоту достигает небосвода, шириной обнимает восемь граней земли, сверкает подобно солнцу и луне, стремительно как молния. Может промелькнуть и исчезнуть, падать потоками звёзд, разливаться прозрачной струёй, клубиться и плыть как облака…»

Толстым пальцем Четвёртый Барин нажимал две ближайшие вены Ханьчжан и смотрел, как они набухают под кожей. Потом отпускал палец, и кровь возобновляла стремительный бег. А он покрывал её тело поцелуями.

Глава 13