СТАТУС-КВОта

Вырубова, будто подтолкнутая в спину, метнулась в детскую. Григорий размашисто загрохотал, долбя паркетины, вослед. За ним – всполошенная царская чета.

Младенец восставал в кровати – иконописный, большеглазый, с огневым, нездоровым румянцем на щеках.

– Муттер, фатер…где все были так долго? Мне страшно и тоска не отпускает.

– Здрав будь отрок! Болесть твоя рассыплется в прах и ступишь ты по праху энтому в царское земное, на травку зеленую, под небушко бирюзовое! – входил своею волею в разжиженную мякоть детского сознания старец. Входил напористо и властно, пропитываясь нежностью к нему: вот кто воистину покорен, кто трамплином станет для грядущих дел.

– Муттер, кто это?! – обмер Алексей.

– Я избавитель твой, цесаревич! Принес избавление тебе от болестей – змеюк твоих. Ты сей момент очи прикрой, вознесись молитвой ко Всевышнему! А я – в помощь к тебе.

Стал Григорий на колени, возложил каленую тяжесть руки на голову Алексей.

– Матушка царица, отец инператор, молитеся со мной! Да ниспошлется отроку сему, Алексею, благословение Господне, да сокрушится хворь его, сатанинская.

Возвысив голос, зарокотал уже не сдерживаясь распирая собою душную стерильность спаленки.

– Да издохнут болезни в корчах! И сгустится кровица твоя святая, невинная, не прольется капелью в землю грешную! Так я велю, старец Распутин, ангелом хранителем вам ниспосланный. Так велит мне сила Божья! Аминь.

Царевич закрыв глаза обмякал в забытьи, Распутин, сотрясаясь в возбуждении, задавливал в себе голосовой раскат. И справившись, заговорил чеканно и весомо, обволакивая изпод-лобья взглядом трепещущую грудь царицы, осиность ее талии, стекающей под серым шелком в округлость бедер:

– Мать, будь неотлучна с отроком. Он теперь долго спать станет и кровотечь его завтра истощится и побежит, как и положено, во внутренность телесную. Анна, возжертвуй царевичу заботу вместе с Александрой матерью. Чемоданы всякие да замки германские – все это отринуть и забыть надобно, царица! А я с молитвой и думою целительной при вас состоять буду. Папа! Пойдем-ка, обтолкуем дела твои инператорские, тишком да ладком. Без баб. Видение мне намедни было. Ты его должон знать.

– Анна! Ники! Мой ангел спит с улыбкой, на нем Божья благодать – катились по щекам царицы слезы.

Царь и Распутин вышли в зал.

 – Зябко у тя тут в доме, папа. И мокроты болотной всклень. Сушить надобно все, каленым железом сушить. То-то видение мое в лягушатник уперлось – напористо и приглушенно тронулся к цели Распутин. Подрагивал в ознобистом предчувствии Григорий: сжимая цепко цветастый хвост жар птицы, что трепыхалась, зажатая в лапах. Сознание клокочущее работало, выстраивая последовательность атаки. И в неистовой эманации этой, благодарно обмякая, разжижено пульсировал разум царя.

– В чем твое видение?

– Будто стоишь ты с женкой своей Александрой по самые грудя в мари болотной. А вокруг вас людишки егозливые. Лягушек за лапки ловят да в рот суют, косточками хрумкают. А главный меж людишек тех тебе жабу подсовывает: скушай, Ваше величество, Тады, мол, все ладком в царствии твоем пойдеть. И замирение с узкоглазыми я те сделаю, и денежек добуду.

Припомнив Витте, отправленного в Японию, капкан его ультимативный, невольно вздрогнул царь.

– Во-во. А тебя с души воротит от породнения того, да жабы предлагаемой. Душа твоя лягушатников не примает, уж больно совестливый ты. Их по мордам надо бы, и в шею гнать, да царская деликатность не пущает.

Так и скормил бы тебе жабу главный лягушатник, да благодарение Богу царица твоя воспрянула и за руку тебя – дерг! Глянь, грит, папа! Спасение откуль воссияло!

Наращивал напор Распутин. Лез, ввинчивался в императорскую волю, волчьим нюхом ловя дразнящий аромат загнанной дичи: все ближе и доступней трепетала она во взбудораженно-покорной царской сути. Нюх вел Григория! Азартный и собачий нюх!

– И узрели вы с супругой на суходоле: люди не люди, натуральные великаны в железных чугунках о двух рогах. Вас подхватили, с трясины выдернули, омыли и ну обнимать да цаловать. А один родительское наставление вам дает. Не отвергай тех наставлений, государь! В них спасение инперии твоей! Токмо в них! Пошел я, батюшко, инператор, нужда в миру немалая ко мне.

Он оборвал контакт отмашисто и грубо, отодравши присоски своего гипноза от царя: спустил наказ и просветил видением.

«Лягушатники… французский займ… японский мир с узкоглазыми. Но спасение – из Германии», – выплыл из потрясения царь.

 – Это поразительно! Простонародный старец… но сколько силы в пророчестве! Пора-зи-тель-но… Алекс! Душа моя: наше спасение из Германии!

ГЛАВА 32

– Я не ослышался? – спросил у братьев фараон, – повтори сказанное тобой!

– Бог евреев призвал нас… – вновь начал брат Моисея Аарон.

– Не ты! – отсек начало, подался на троне и навис над братьями Эхн-Атон – твой рот озвучивает сказанное старшим. Ведь ты владеешь смыслом изреченного, Моисей. Хочу слышать тебя.