СТАТУС-КВОта

В горшке, тычась мордой в стенки, свирепо бултыхалась такая же, взъерошенная тварь. Вода, выплескиваясь из сосуда тяжелой красной слизью, плюхалась на стол и разливалась лужами.

Жена придушенно завыла, за стенами со всех сторон пронизывали тяжкую серятину рассвета вопли:

– Сирим шетдим (косматые демоны).

– Дир гу! (Бей, уничтожай!)

Милкин метнулся к выходу. Ударил плечом плетенную из лозняка обмазанную глиной дверь.

Над гладью Нила выполз кровянистый полукруг светила. Утрамбованная желтизна глинобитного двора Милкина была искляксана пурпурными шмотками жаб. Они скакали, ползали, пятнами глину липкими мазками слизи. Облитые блескучей краснотою твари корячились, втискиваясь в щели забора, шлепались внутрь двора.

Со всех сторон вспухал испуганный, истошный вой. Бесчисленные полчища рогатых и лохматых земноводных покинув кровоточащую плазму Нила, заполнили к обеду улицы, дворы и площади. Раздавленные на булыжниках ошметки волосатых тварей начинали гнить под ярившимся солнцем. По ним ползли, накатывались такие же – живые. Зловонием шибали улицы, скот отказывался пить отравленную смрадом воду. Надрывно и тоскливо ревела непоеная скотина у феллахов: таам (испробовав на вкус) – шарахались коровы от кровянистой жижи Нила.

Египет заволакивало ужасом. Сквозь щели окон, закрытых ночью ставнями, взблескивали вожделенным испугом глаза Хабиру: стояли по углам у них наполненные всклень корчаги с чистой водой. Старшины велели сделать это за день до исхода жаб из окровавленного Нила. Волхвы, жрецы столицы Оны, коих пестовал и обучал Энки, по зову фараона воздвигли перед жабами заклятье, противопоставляя их нещадному напору «Тернового куста», пославшего тварей в нашествие.

Но не могли остановить его: еще не опытен и молод был их навык, не подкрепленный волею солнцеподобного Архонта – исчез в безвестности их покровитель.

…Набрякший страхом и гниением истаял день. Ночь изводила духотой и жаждой. Под утро воздух над Египтом стал наполняться звоном. С восходом солнца свет померкнул: зудящая несметность полчищ саранчи заполнила пространство над страной. Зеленая обжорная волна накрыла фараоновы поля и огороды у феллахов. И к полудню в неумолимом, шелестящем хрусте исчезли стебли и ростки на тысячах наделов. Они зияли скелетной, черно-зеленой наготой. Среди которой рыдали и стенали, царапали до крови щеки египтяне, лишенные годового урожая.

Меж тем сгущалось небо над домами, нафаршированное мошкарой. Она врывалась в ноздри, облепляла кожу людей скота и жгла ее багровой сыпью ранок. Захлебываясь в кашле, расчесывая тело до кровавых борозд, хрипел изнемогавший в муках Ессей Милкил, мешая свой язык с Хабировским:

– Мэкалель аров (проклятые песьи мухи) кто наш соне (враг) и в чем наша пеша (грех)? За что нас проклял Ра – Атон?!

…К исходу дня из тростниковых зарослей у Нила, из зарослей бамбука, ломая в них тоннели, ринулись стада диких вепрей. Шакалы, лисы, волки, рыси врывались во дворы феллахов, на улицы столицы. Распластываясь в прыжках, запрыгивали хищники на хребты коров, впивались когтями и зубами в шеи буйволов, телят, рвали им горло. Клыки вломившихся в дома матерых секачей, крошили лавки, сундуки, плетеные лежанки. Блистая краснотой в глазах, с неукротимым бешенством вонзались костяные кинжалы в плоть людей, вспарывали животы, подбрасывали их к потолку.

…Изнемогал в бессилии своем и невозможности остановить казнь своего народа, метался в тронном зале фараон. Взывал: «Владыка мой, Архон, посланник Ра, где ты?».

Его настигнул лопнувший под сводами дворца гром голоса:

– Ва-гасироти махала ми – кирбэха! (Я устраню болезнь внутри тебя – др.евр).

– Ты здесь, чтобы…

– Ва-накам! Палаль! (карать, судить).

– В чем моя вина?

– Маса у – мрива (искушение и ссора).

– Кого я искушал?

– Меня, Машиах, меня, – с изысканной учтивостью сменил египетским еврейский текст неведомый вторженец. – Ты получаешь то, что заслужил, раздувший ссору, отвергнувший Амона. И моих жрецов.

– С кем я в ссоре?

– С моим народом Иврим-Хабиру, которого загнал ты в рабство.

– Как твое имя?

Хлестнул по фараону брезгливый хлыст ответа:

– Эгйе Ашер эгйе! – (я есть тот, кто есть) что означало в простонародном толковании: «то не твое собачье дело».

Совпал ответ его с вселенским треском, разодравшем небо. В сияющей и чистой высоте блистали молнии, рвал уши Мицраим обвальный грохот. Клубящиеся чернотою тучи сгустились над дворцом. И хлынул на Египет град.

Блескучая шрапнель невиданного от сотворения мира льда обрушилась на хижины и на дворцы. Ломали крыши, дробили головы, хребты скоту и людям каменья льда с куриное яйцо. Через минуты завален был Египет слезящимся, хрустальным хладом. Лед, оплавляясь, таял. С обжорным, ненасытным хлюпом пожирала влагу истерзанная трещинами почва, клубился едкий пар, пропитанный миазмами гниения от павшего скота, раздавленных лягушек.

– Кто бы ты ни был, уводи своих Хабиру! – стонал, качался, охватив руками голову, Аменхотеп IV.

Ответом было тишина.

День таял, и сгущалась тьма. Старейшины и Моисей, окольцевав в молельной зале стол с мерцающим светильником, внимали голосу.