– Останемся в оазисе, где есть вода и пища… мы не пойдем в пустыню!
Возвысил голос Моисей:
– Вы разве создавали тот оазис? Сажали, поливали пальмы?! Вы чистили сады, источники от пепла после извержений?! Иль прорубали дыры в окаменевшей лаве к своим жилищам?! Нет! Тогда кто даст вам право пользоваться этим?! Там не нужны чужие рты. Вас встретят на окраине селений мечи и копья. И вы, с смирением осевши на песок, начнете ждать, когда вам продадут еду и воду. Так будет! Так я велю!
– Куда потом? И кто нас ждет? – Угрюмый, безнадежный гул вздымался, креп над ордами.
– Вас, обобравших весь Египет, где вы размножились и были сыты, ждут лишь каленые пески.
– Мы можем захватить весь Меребат-Кадеш… нас много!
– Вам предназначено скитанье богом! И я, его десница, поведу вас в очищающую преисподню! Там ваше место! Все видели, что может жезл, дарованный мне?
– Мы это видели…
– Тогда внимайте мне. И повторяйте. Мы это будем делать много раз на дню:
– «Бог наш – есть Господь единый. Возлюби ближнего своего, как самого себя…»
– Зачем я должен возлюбить всех грязных египтян, нубийцев и Арави?! – взметнулся и озлобленно прорезал гул толпы фистульный выкрик.
Вздел над толпой свой жезл Моше. Негромким хлестом треснула и сорвалась с конца его слепящая искра. Пронзила над толпой пространство и впилась в крикуна. Тот дернулся и рухнул.
– Не делай себе богов серебряных и золотых, не делай себе! – рокочущим катком накатывался на толпу голос Пророка.
– «Ему недолго предводительствовать среди них», – решил в висящем корабле Энлиль.
Теперь он знал, что делать.
…Вернувшись к ночи в Меребат – Кадеш он пробудил рядом с своим пристанищем соседний, еще действующий вулкан. Тот, возбуждаясь, задышал, погнал из жерла тучи пепла с дымом, подкрашенным багряными сполохами огня.
Всочившись Духом в недвижную остылость Бафомета, стуча копытами по половому блеску, Энлиль прошествовал через тронный зал, держа в руках объемистый хурджин. В нем брякали исписанные арамейской вязью, каленые в огне пластины глины. Волочились по сиянью полированного камня концевые перья заспинных крыльев.
Колючий хищный разум сочился из рубиновых, азартом разгоравшихся гляделок Бафомета. И каждый экземпляр из челяди, влипавшей спинами в каучуковую податливость стен, оцепенело замирал, молил Бытие, чтобы оно продлилось, а не оборвалось тут же, без причин.
Взмыв в сумрак ночи, Энлиль распахнул крыла навстречу ветру. Спускаясь с высоты, скользя пологою дугою к селенью, впитал Архонт с щекочущим, угрюмым удовлетвореньем: всполошено мерцал огнями факелов, светильников, бурлил переполохом толп огрызок его царства: Меребат-Кадеш. Услышал за спиной: раскатисто рыгнул вулкан и выхаркнул из жерла пробку. Обернулся. Взметнулись в небо ошметки плазменной шрапнели. Урча и сотрясая гору, полезла из вулканной глотки огненная рвота, спускаясь вниз, к селенью.
Стал снижаться к дому местечкового царька – он выцелил его в рубинном перекрестьи взора средь скопищ глинобитных хижин.
Обширный двор предводителя Меребат-Кадешцев Моисея, бурлил, как остальные, безумством паники. Рабы и домочадцы грузили на телеги скарб, тянули с бранью из хлева упиравшуюся скотину. Рев, стон, проклятья сплелись предчувствием конца: малиновым сплошным пожаром накалялось подсвеченное лавой небо. Пожрав весь склон вулкана, чадящая сернистой вонью магма, лизала огненными языками уже окраину селенья. Трещали хижины в огне, истошный вой людей, горящего скота врезался в уши. Растопырив крыла, застопорив, Энлиль прижал к груди хурджин с пластинами. И грузно рухнул с высоты в кольцо Моисеева двора.
Мохнатое страшилище на двух копытах вздымалась над людьми на пять локтей. Тряслась и падала на коленях в страхе челядь с Моисеем.
– Встань, Моше и слушай, – трескуче, хрипло проблеял гость. Горели углями глаза его в пещерности глазниц, втыкались в раскаленность неба полумесяцы рогов.
– Вы жили в беззаконии и дикости. За это вас карают, изрыгают лаву Духи подземелья. Я, ваш господь, спасу вас мышцою простертою.
Он положил хурджин у ног и повернулся мордой к извержению вулкана. Распахнул крыла. Простер к грохочущей горе две шестипалые руки. Наращивая голосовую мощь, взрычал заклятия на Деванагари. Ползущая нещадность магмы на окраине селенья стала замедляться. На ней там и сям сгущалась черная короста.
Туземный вой и вопли сменялись гулом потрясения. Вулкан сникал. Утробный рык и рокот затихали, проваливаясь в подземные глубины.
– Жди, Моисей, – сказал Бафомет, – и обучай людей Закону моему. Он здесь.
Толкнул копытом брякнувший мешок.
– Учить и ждать… чего, наш Адонаи? – едва ворочал языком царек, истерзанный стихией изверженья и появлением укротителя его: еще ни разу Всемогущий господин их не появлялся здесь в таком обличье.
– Здесь скоро будут племена Хабиру из Египта. Возьмешь на всех еды, питья. Возглавишь всех и поведешь в пустыню со своим народом.
– Нам покидать дома свои… сады и скот?! – не мог оправиться от рухнувшего на всех изгнания Моисей.