СТАТУС-КВОта

Пусть возьмут золото, голубой и пурпуровой и Червленной шерсти и виссона. И сделают из этого Ефод, потом Хошен – сияющий наперсник. Он должен быть четырехугольный, двойной, в пядень длинною в пядень шириною.

Потом пусть шьют Меиль (верхнюю ризу) к Ефоду – всю голубого цвета.

Пусть увенчают голову его «Мицнэфэт» (головным убором), чтобы на нем была златая пластина «Циц» с именем Моим. В наперсник пусть ставят оправленные золотом драгоценные камни. Сих камней двенадцать, на каждом должно быть вырезано по одному имени из числа двенадцати колен израилевых…На наперсник судный возложи Урим и Туммим…

– Ты доползешь когда-нибудь до сути? – Спросил, изнемогая в ожидании, генерал: молчала рация на колене, из коей должна была вытечь весть о передаче пленки с вертолета в самолет.

Где-то продирался сквозь облаву к ним Евген. Ни вести из рации, ни Евгена не было. Молчала ночь, зыбко колыхаясь в пламени костра.

– Уже у самой сути. «Урим», «Туммим» – та самая рация у Аарона. Он задавал вопросы – и получал ответы от НЕГО. В двенадцати коленах Израиля содержались двадцать две буквы древнееврейского алфавита. Из этих букв и складывались ответы.

«…В четыре ряда расположены в наперснике камни. На каждом камне – буква. И Аарон должен ждать ответа. И станут подниматься волею Его золотые лепестки. Исторгнутся лучи из камней и высвеченные ими буквы поочередно будут складываться в вещие слова. Верхним перворядьем Он ответит на вопросы: как исполнять все заповеди, как соблюдать священные нужды левитов.

Второй же ряд под первым осветит ответами войну и мир, сытость и голод, сотворение хлебов пресных и опресноков, кошерной пищи, а так же тонкости займов и долгов, оплату за рабов и получение лихвы…»

Грянул звонок из рации Пономарева. Она сообщила:

– Товарищ генерал, посылка передана. «Миг-40» в воздухе, вылетел по назначению две минуты назад.

 – Добро. Возвращайся. Конец связи.

Обернулся к Бадмаеву генерал, обретший неподатливо жесткую уверенность: укусишь – зуб сломаешь.

– Пошло – поехало, Аверьян Станиславович. Ну, или грудь в крестах, иль голова в кустах. Теперь я обязан высветить все темные углы. Ты знаешь, что меня здесь не должно быть, ни при каком раскладе?

– Что значит «не должно»?

– Мой телефон тебе передавал Чукалин – старший?

– Да, в министерстве.

– Припомни, какой именно.

– 338-46-17.

– Ты написал его Евгену. И он продиктовал телефонистке, которая нас соединила?

– Что тебя смущает?

– А то, что трубку по этому номеру берет сначала наш сотрудник на агентурной квартире. Расспрашивает, кто и зачем звонит. Потом, если сочтет необходимым, оповещает моего помощника. И тот опять таки, все взвесив, докладывает о звонке персоне нон грата. То бишь мне. Сквозь эту сеть никто так просто не прорывался. Но этот телефон, который дал телефонистке Женька, затрезвонил на моем столе. Минуя два этапа, два отсева!

– Любопытно, продолжай.

– Чего ты ухмыляешься? Нас с Женькой соединяла семнадцатая. Я прилетел в Грозный через три часа. Мы допросили телефонистку. Она ревет белугой и клянется своими детьми, что набирала именно этот номер 338-46-17. Проверили – действительно. Но квартира в Москве, где этот телефон, уже неделю пустая. Сотрудник в командировке. Ты что-нибудь понимаешь?

– Кое-что. Добавлю к этому волапюку еще один. Ты, в прошлый в свой визит сюда, дал Белозерову две ампулы «Рулинохлорамида».

– Одну. Для краткости «РХ». Мы именуем его меж собой «Раскрытое хайло».

– Одну?

– Он мне сообщил про упертого азеро-турка: допросы не дали результат. Я поделился нашей со Штази (разведка ГДР) разработкой – ампулой.

– Так вот, истратив одну ампулу на турка, он предложил вчера ввести Левину вторую.

– Что за ахинея? Откуда у него вторая?

– Важней другое: все препараты типа вашего «РХ» бессильны перед гипно-перегородкой, поставленной в мозгу пси-биогенератором.

– Знаю. На этом мы уже прокалывались.

– У Левина эта перегородка стояла перед паролями «Зо-ван» и «Зо-ту». Я мог ее сломать – но вместе с разумом. И вместо Левина мы получили бы жвачного раба без памяти и воли. Или просто труп. И потому я отступил. Но твой бздюшный «РХ» взломал чужой гипноз. Это все равно, что шпилькой иль карандашом взломать амбарный замок в полпуда весом. В итоге ты имеешь пленку с троянскими жеребцами в вашей службе и на Старой площади.

– Действительно может поехать крыша. Скажи, Аверьян, Чукалин действительно владеет оживляжем мертвецов?

– Да, это так.

– Пацан с Чечен аула…мой копнильщик на комбайне…бредятина какая-то, Аверьян, – придушенно, несчастно оборонил генерал, – коза от бабы Нюры читает лекции в Оксфорде.

– Его ведет по жизни ОН.

– Что за ОН? Куда ведет… что ты несёшь?

– Ты жертва атеизма, генерал. Сидишь в нем, как римская гетера в парной бочке. Вот и сиди, не вылезай. А то просудишься, соплею изойдешь на вселенском ветру, – впервые небывало резко задвинул генерала в его вульгарный атеизм Бадмаев. – Когда-нибудь я посвящу тебя, когда-нибудь. Если доживем.

Бадмаев замолчал и встал. В багряно-пляшущей подсветке костра увидел Пономарев, как раздуваются, трепещут ноздри на размягченном нежностью лице.