СТАТУС-КВОта

– Идут что ли? Услышал?

– Бегут.

Встал с пня Пономарев. Напрягся, обратившись в слух.

– Не слышу.

…Минуты через две ворвались в свет костра, застопорили трое: распаренные, со взмокшими лицами. Чукалин и Бадмаев, обнявшись, застыли. Прохоров рухнул на пень у костра, блаженно вытянул ноги. Гульбаев отдал честь Пономареву, изумленно пожирая его глазами.

– Так это вы… товарищ генерал? Чукалин к вам привел?

– А ты тот самый ситниковец из «дезинформации»?

– Так точно, капитан Гульбаев.

– Что ж не звонил?

– Звонил, раз пять, и получал отлуп: вы заняты.

– Ну вот, теперь почти свободен.

– Разрешите доложить ситуацию.

– Валяй, капитан.

– По следу идет Левин. Мы бросили машину в километре отсюда. Опередили его минут на сорок… теперь уже… на двадцать. Со мною «Градимент-4». Не исправен. Сумею починить за двое-трое суток. Освоил техно-структуру ПСИ-генераторов: импульсно-волновых, миотронных, акустических, инфразвуковых, лазерных. Готов работать на всем этом и на «Элептоне». Но только у вас. Откажите – застрелюсь. У меня нет выхода.

– Чего удрал от Ситникова? Прикармливали плохо?

– Не в этом деле… в мои функции входило…

– Короче.

– Невмоготу работать сволочью на своей Родине.

– Нормальная причина.

– Товарищ генерал… со мной коробка с пленкой… заснято испытание «Градиента» на жителях аила… Майданек и Освенциум – детские ясли рядом с «Артишоком».

– Да ты у нас богатая невеста. Ох, будет за тобой охота.

– Уже идет, товарищ генерал.

– Выходит не зря я на тебя глаз положил. Как раздобыл?

– Взломал архив.

– Грубо для профи. Ты вляпался в крутую кашу. Предупреждаю сразу о раскладе: за то, что обойдется все – процентов двадцать, за то, что тебя придется возвращать Левину – восемьдесят.

– Благодарю, товарищ генерал, – дрожала на губах Гульбаева улыбка.

– За что?

– Я был готов и на другой расклад: один мой шанс на девяносто девять Левинских и потому запрятал пленку во дворе у Чукалиных. Останусь, жив – запустим в дело, пусть сработает на вас.

– Желательно остаться. Тебя на нашей базе ждет не дождется ваш соратник по пшеницам. Ашота Григоряна не припомнишь?

– Ашотик жив?! У вас!? Вот это да-а-а! Значит увидимся… коль выживу…

Зазумерила рация. Пономарев, пронзенный током сигнала, схватил наушники. Услышал холодея, голос Левина.

– Мне передали, ты тоже здесь. Что за манера ошиваться у нас под ногами?

– Полковник Левин! – наехал рыком Пономарев. – Будьте так любезны, сменить генеральский тон на свой, вшивый полковничий!

– Не лезь на рожон, Иван. Операцию заварил и возглавляю я. Ты влез не к месту и не ко времени. Отдай студента и Гульбаева. Мы эту суку косоглазую подвесим для начала за яйца на Лубянке. Старика Аверьяна и этого агронавозника Прохорова можешь оставить себе. Тем самым соблюдем «Статус – КВО» и обойдемся без раздрая.

– Ну, ты щедря-ак сегодня, Боря прямо американский Санта Клаус из Бетесда в штате Мерилэнд. – Воткнул с размаха генерал не шпильку – дротик прямо в сердце. Почуял, как глубоко и с хрустом он вошел.

Свербило, невыносимо жгло в Левине «Из Бетесда в штате Мерилэнд». Что это случайность… или?… Или…?!

Отбросив это «или» как пыточную, нереальную катастрофу, он двинулся к цели.

– Иван Алексеевич, при всем уважении к тебе, вынужден напомнить о реалиях. У вас нет ни единого шанса уйти. Твой вертолет мы успели взять в Ханкале. Теперь там наш пилот. У меня в оцеплении сто восемьдесят бойцов. Против твоих тридцати. На операцию даны санкции Ситникова.

– А у меня – Серова и Сахаровского. Что дальше?

– Приказ Конторы я должен выполнить любой ценой.

– Я тоже. Что, огнестрел задействуешь?

– Зачем? У меня хватит рукопашиков.

– А мозгов?

– Ты это о чем?

– Боря, мои костоломы ведь не пальцем деланы в отличие от твоих. И ты это наглядно знаешь. Наверняка получишь здесь двухсотый груз своих. В итоге, тебе, инициатору, начнут откручивать полковничью головенку.

– Не начнут.

– Да что ж ты так уверен?

– Генерал Пономарев, официально извещаю вас: мое задание курирует Гордеев в ЦК. Мы выполняем его приказ. Ваш «ЯК – 40» посланный в Москву, нам подозрителен. Он будет арестован, как только сядет в Домодедово. Пилот Васильев даст показания на вас. Я это гарантирую. Не ломайте жизнь себе и Сахаровскому.

– Спасибо за заботу, сердобольный.

– Отдай студента и Гульбаева с кинопленкой!

– Возьми, если сможешь.

Ор, рык, тупой хлест рубящих уларов, сполохи фонарей на шлемах, хруст веток под ногами сдавливал беснующимся кольцом сидящих у костра. Гульбаев, вперив в темноту отточенный, антрацитовый прищур глаз, вздрагивал на вопли боли и ярости. Чукалин, Прохоров, Бадмаев корчились в бездействии. Евген не выдержал, взмолился:

– Иван Алексеевич, пустите туда! Для нас с Бадмаевым два-три десятка этих успокоить…

– Сидеть! – придушенно хлестнул командой генерал. – Забыл, что на тебе висит?!

 – И что теперь? Сидеть баранами и ждать…

– Ягнятками сидеть, ягнятками. Терпение не к черту у тебя, как у кисейной барышни.