Тот и другой имели равный доступ к информации богов: им разрешили ознакомиться со строением Галактики, с историями цивилизаций на Нибиру и на Ки, законами сосуществования биовидов на земле, потоками миграций на земле. Доступными для двоих стали племенная и родовая иерархичность, мотивы выбора людских поселений, межплеменные войны за наиболее комфортную среду обитания. А так же незыблемость Законов среди двуногих, которые разрабатывал для них сам Энки уже четвертое столетие: что есть Добро и Зло, и как их различать, в чем проявляются они. Как взращивать Добро.
Их ознакомили и с техникой богов для строек, ирригаций, земледелия, для добычи полезных руд из шахт.
Вот эти двое имели громадный опыт жизни. И были антиподами в ней. Один, Адам-Ич, стал вожаком бесчисленных племен Хабиру среди рабски зависимых племен туземцев. Там верховодили сородичи Адама, вся его каста.
Другой, его потомок Ной-Атрахасис, жрец, слыл средь своих отшельником и, будучи из той же касты, имел всего одного слугу в хозяйстве.
Один освоил и внедрил в бытие ракушку-деньги, без устали совершенствуя их оборот для закабаления инородцев. Другой внедрял среди туземцев навыки, как не тонуть в миазмах жизни, как радоваться ей, не занимая деньги у Хабиру, как орошать поля и разводить домашний скот.
Один, забросив Еву, без устали изыскивал, осеменял все новые влагалища, не брезгуя при этом козьим и коровьим. Второй недавно лишь женился и не имел пока детей.
Один, отправив за море фелюги с безделушками, вез на туземные торжища Нила меха, кость, рыбу и зерно – чтоб распродать втридорога и ссуживать все деньги в рост. Второй, вернувшись из далеких странствий, успешно врачевал туземцев, учил растить детей в почтении к родителям, в трудах, в заботах о семье.
…Сейчас вот эти двое, опутанные проводами, с вживленными в мозги и мышцы серебром сверхчутких микрочипов, полулежали в креслах Мегсинта, блистающего разноцветием огней и датчиков.
Ной-Атрахасис расслабленно и безмятежно отдыхал. Ич – его дальний пращур, дергался и взвинчено канючил:
– Мой господин, я разве обезьяна в клетке? Вы навтыкали в мою голову булавок от машины и что теперь я должен думать про такой позор?
– Ты утомительно болтлив, – сказал Энки, сосредоточенно готовя экспериментальный опыт.
– Владыка, я заткнусь, как только вы ответите про мой позор.
– Чем твой позор обременительней соседнего? Потомок твой считает честью для себяэксперименты бога.
– Владыка! Вы-таки рядом посадили нас, после того как выдал он секрет нашей ракушки Садихену! Что в результате? Теперь нам надо месяцами плавать по морям, чтоб заработать на кусок лепешки из маиса! И после этого вы заставляете меня терпеть вот эту морду рядом?!.
Энки нажал на пульте кнопку. Ич замолчал, обмяк, закрыл глаза.
– Вам это надо было сделать сразу, мой Владыка, – сказал Ной-Атрахасис, – он не давал затронуть ни одну из тем, которыми забит мой Будхи (разум – инд). Вы мне позволите?
– Попробуй вкратце. Нас ждет нелегкая работа.
– Буду краток. Я благодарен вам, Светлейший, за привезенных Садихенов: он интересный и разумный собеседник и помощник. Жена его трудолюбива и скромна. Теперь я оставляю все имение на них без опасений.
– Рад это слышать. Что еще?
– Те чертежи Ковчега, которые вы привезли для изученья, потрясают. В них воплощен гигантский межпланетный разум, там красота, гармония и прочность.
– Тебе все это скоро предстоит собрать из олеандра. Закончим, надо приступать.
Он отключил систему гипно-сна от Ича. Тот, пробудившись, вновь заныл в опасливом напоре:
– Архонт, опять вы делаете из меня мартышку: я получил от вас какой-то обморок…
– Твое терпение, Адам, терпение и немота вознаградятся – сказал Энки: увещеванья были здесь бессильны, этот фонтан перекрывался лишь задвижкой корысти.
– Что например, Владыка?
– Допустим, я запрещу бригаде Садихена выращивать для всех торгов ракушку. И это право вновь вернется к вам. (Скоро всем им, скитальцам на заложнице земле, станет не до денег)
– Мой господин сказал «допустим», допустим «да». Но может так случиться, что вылупится, ляпнет на меня и ваше «нет»?
– «Нет» ляпнет обязательно, если из уст Адама не перестанет литься диспепсия.
– А дис-пеп-си-я… это что?
– Это понос, изделие мое.
Адам осмыслил.
– Теперь я лучше сдохну, чем стану разевать свой рот без позволенья.
– Начнем, – сказал Энки.
Он выкатил перед двумя стол на колесах. На нем были разложены под темным покрывалом: кувшин, солонка, нож, крупичатый кусок гранита, бокал из синего стекла и чучело вороны, горсть фиников, копыто лошади, подкова, череп, муляж раскрашенного сердца, серебряное ожерелье.
Энки сдернул накидку, сказал:
– Запоминайте.
Через мгновение набросил на предметы покрывало.
– Ной, назови все, что запомнил.
Ной стал перечислять. Расплывчато и смутно отображались на экране пульсары памяти, рисующей предметы: оскал у черепа, бардовая кровавость сердца… копыто и подкова… чучело вороны… слабеющим ленивым оттиском нарисовались нож, солонка. Последним выполз на экран кувшин. На этом все закончилось.