Стеклянное лицо

У Левого глаза был настоящий талант разгадывать тайные схемы. Он подмечал несущественные на первый взгляд детали и видел за ними стройную схему, как предсказатели судьбы видят будущее в чайных листьях на дне опустевшей чашки.

Но если верить рыжеволосой девочке, Клептомансер в совершенстве овладел искусством путать узор, ткать фальшивые нити и разбрасывать ложные подсказки. Он обманывал себя, чтобы обвести вокруг пальца других. Как можно разгадать то, что противоречит самому понятию схемы? В голове великого дворецкого забрезжила какая-то идея, но она быстро померкла, когда он попытался понять логику Клептомансера.

Клептомансер, Клептомансер. Как иголка, которую втыкают в одно и то же место, мозг Левого глаза бился над его загадкой, но только запутывался еще больше.

В другой пещерной комнате, надежно спрятанная в углублении, лежала записка. Ее перечитывали уже множество раз.

Мой дорогой друг.

Не люблю повторяться и потому говорю тебе в последний раз. Ты сильно обяжешь меня, если немедленно прекратишь всякие попытки отнять жизнь у юной Неверфелл. Прошу, не утомляй меня возражениями и объяснениями. Просто отступись. Ты прекрасно знаешь, какую ценность представляет это дитя и какие планы нарушит ее убийство. Заверяю тебя, воспоминания о ее ранних годах погребены глубоко и надежно. Тебе ничто не угрожает.

Нам многое нужно обсудить. Судьба предоставила нам возможность, которую мы не имеем права упустить, возможность воплотить в жизнь все наши планы. Но если мы соберемся ею воспользоваться, мне потребуется твоя помощь. Промедление – роскошь, которая нам сейчас не по карману. Следователям поручили разобраться со странными убийствами в Рудниках, и будет очень некстати, если в своих поисках они докопаются до правды.

Со всем почтением,

Друг

Опасно было думать о Каверне, но он ничего не мог с собой поделать, лежа на каменном уступе, который сегодня ночью служил ему постелью. Собирая воедино все известные ему факты, он почти видел, как губы Каверны растягиваются в улыбке, обнажая острые зубцы драгоценных камней.

– К чему ты готовишься, любовь моя? – спросил он вслух. – Что тебе известно? Ведь что-то должно случиться, и ты ждешь этого с нетерпением. Я чувствую.

Тяжелый костюм сидел рядом с ним, как часовой, и он время от времени поглядывал на него, чтобы напомнить себе, кто он. Разговоры с Каверной, попытки понять ее прямой дорогой вели к сумасшествию, и ему требовалось немало сил, чтобы ему сопротивляться. Снова и снова картографические мысли бились о разум, подобно штормовым волнам, стараясь найти слабое место в защите и проникнуть внутрь.

Три часа он смотрел на стену пещеры, которая стала его пристанищем. Обычный человек не заметил бы изменений, так медленно они происходили, но он ясно видел, что трещина посередине стала шире, потолок поднялся, а сталактиты уменьшились, словно кошка втянула когти в лапы.

Картографы были правы. Каверна готовилась расти.

«Тогда запечатлей меня на карте, – сказал беспокойный голос в его голове. – Изобрази изменения во всем их великолепии. Поклоняйся мне».

«Нет, любовь моя, – мысленно ответил он. – Я выясню, что ты задумала, и для этого мне не придется расплескивать мозги по земле тебе на потеху. Я не склонюсь перед тобой».

Слезы алебастра

Через ворота главного дворца Зуэль и Неверфелл проводили к маленькой карете, запряженной низкорослыми белыми лошадьми. На сбруе покачивались пушистые кисточки и золотые колокольчики. Зуэль накинула на плечи Неверфелл меховую накидку.

– Дрожишь, как мотылек на сквозняке, – заметила она, когда карета тронулась в путь.

– Я совсем выбилась из ритма времени, – тоскливо объяснила Неверфелл. – Из-за этого постоянно мерзну и хочу есть.

Все вокруг казалось нереальным, а звуки часто проплывали мимо вместо того, чтобы залетать в уши и попадать в мозг. Мерное покачивание лошадиных голов гипнотизировало.

– А с тобой такое случается? – поспешила спросить Неверфелл, чтобы отвлечься.

– Нет, – призналась Зуэль. – Я же Чилдерсин. Мы никогда не выбиваемся из ритма, помнишь?