Стеклянный дом

– Отвезти? Вы? Ну уж нет. Господи. Посмотрите в окно, Рита. Какая буря! Просто убийственная! На каждом шагу падают ветки. – Джинни поглаживает малышку по щеке. Та растерянно смотрит на нее и начинает хныкать. – Ну-ну. С нами ты в безопасности, моя куколка. – Она поднимает взгляд на Риту. – Всего на одну ночь, ладно? Дадим бедной крошке шанс оправиться от пережитого кошмара.

Рита чувствует, что прямо сейчас происходит что-то непоправимое. Неправильное.

– Но…

– Ш-ш. Слышите? – Джинни прикладывает палец к губам. – Неужели вы хотите везти ребенка в такую непогоду? Всерьез готовы сесть за руль?

Рита прислушивается к жуткому звуку, пугающе близкому, похожему на глубокий стон, будто сама земля раскалывается надвое. Потом раздается треск отрывающихся корней и грохот первого падающего дерева.

– Так и быть, подождем, пока закончится, – нехотя сдается она, чувствуя, как собирается новая буря, уже не снаружи, а внутри Фокскота.

22

Гера

ГИГАНТСКОЕ ДЕРЕВО ЛЕЖИТ поперек дороги, вывернутое с огромным шматком земли. Бледные корни болтаются в воздухе, как ножки. Мне жаль дерево, но я рада, что оно помешает Мардж – и любым другим посетителям – попасть к нам в дом. Прошло два дня с тех пор, как я нашла малышку, и никто до сих пор не знает, что она у нас. Единственный источник проблем – это Большая Рита, которая как-то странно себя ведет, как будто у нее на все свое мнение. Как будто она не любит Леснушку так, как мы. Как будто хочет нас выдать.

Сегодня утром она бы дозвонилась до полиции, если бы я вчера вечером не выдернула телефонный кабель из стены и не соврала, что его порвало во время бури. И сейчас она бы уже ехала в деревню, если бы я не проследила за ней в окно спальни и не предупредила маму.

– Стой! – кричу я с крыльца, когда Большая Рита укладывает малышку в машину.

Мама пробегает мимо меня – не помню, когда она в последний раз бегала, – и выхватывает Леснушку с пассажирского сиденья.

– Да что с вами такое, Рита? Дорогу завалило.

– Я… я подумала, что как-нибудь объеду дерево, – бормочет Большая Рита. – Отвезу ее к доктору.

– Что за нелепица. Она ничем не болеет, Рита! Неужели вам хочется, чтобы эту кроху увезли в какой-нибудь детский приют? В этом дело? – Мама снова полна решимости, как прежде, и мне хочется захлопать в ладоши. Она вернулась. Я ее вернула. Излечила ее от печали. Принесла ей малышку. – Вы хоть представляете, что это за заведения? – продолжает мама.

Большая Рита молчит, но что-то в ее опущенном взгляде подсказывает мне, что она-то как раз знает. Я вижу, как ее легкие раздуваются и сдуваются под блузкой. Рита поджимает и надувает губы, как бывает, когда человек сдерживает слезы.

– Малыши в железных кроватках! Рядами в одной комнате! Грязные подгузники. Матрона, которая… которая сдаст ее на удочерение какой-нибудь старухе. Будет расти в муниципальном доме! Да где угодно.

Я почти уверена, что Большая Рита выросла в муниципальном доме. Но она молчит.

– Честное слово. – Мама смотрит на Леснушку, и ее взгляд смягчается: она не может от нее глаз отвести. Как и все мы. Это самая красивая малышка на свете. – У вас не было своих детей, Рита. Вам не понять.

Лицо Большой Риты искажает странная гримаса. Она смотрит на свои руки на руле и после паузы отвечает:

– Это все как-то неправильно, Джинни.

– Неправильно? – Мама делает шаг назад, ее лицо заостряется. – Хотите сказать, аморально? Что ж, если хотите поговорить о моральных принципах, Рита, может, для начала обсудим ваши?

У Большой Риты белеют костяшки пальцев. В воздухе снова искрит.

– Я знаю, что вы ведете журнал о моем состоянии для Уолтера. – Мама переходит на шепот. Ее голос дрожит. – Шпионите за мной.

Мое тело затапливает горячим чувством вины: я помню, как сидела у маминой постели, пока она спала, и рассказывала про тетрадку Большой Риты. С другой стороны, может, мама узнала как-то еще. Мардж легко могла покопаться в вещах Риты. Она все время суетится на втором этаже, заглядывает в спальни, прижав к груди стопку постельного белья.

– Джинни, если бы я отказалась, он бы уволил меня на месте и нанял кого-нибудь еще, – заикаясь произносит Большая Рита. Неуклюжие слова спотыкаются друг о друга. – Я не хотела бросать детей.

Мама качает головой:

– Вечно я недооцениваю своего мужа. Он воспользовался вашей добротой, Рита. Вашей неуверенностью в себе. Вы же это понимаете? – Ее голос становится твердым как кремень. – Вы делали записи в последние два дня? Говорили с Уолтером?

Большая Рита кивает. Такое ощущение, что она вот-вот расплачется. Ее шея покрылась красными пятнами.

– Позапрошлым вечером. Он сказал, что ремонт в доме скоро закончится, маляры уже красят стены. А он вернется на последней неделе августа.

По лицу мамы я вижу, что она, как и я, подсчитывает дни: у нас осталось меньше двух недель. Она смотрит на Большую Риту. Ее голос смягчается, в нем слышится испуг:

– Вы упоминали девочку?

– Я… я не знала, что сказать. Связь оборвалась.

Мама выдыхает.

– Вы правильно поступили, Рита. Думаю, лучше будет не говорить Уолтеру о малышке. Пока не стоит. Вы ведь обещаете? Правда?