Читаем Стеклобой полностью

— Почти. На удачу, — она раскрыла ладонь, там был стеклянный шарик, один из тех, что делали землю завода сверкающей ледяной пустыней.

— А чего они такие уродливые, цветы эти?

— Нормальные, стиль такой.

— А листья синие почему?

— Свет так падает, наверное, я сам точно не знаю.

— Ты давай не упади смотри сам, слезаем, надоело висеть здесь, и вообще, собираться пора, если ты, конечно, не передумал. Или, может, передумал?

— Нет, приду, сказал же…

Макс ловко спустился со старой раскидистой ивы, ствол которой был весь в узлах и трещинах. Подошвы кед удачно цеплялись за них, и можно было пролезть к веткам, которые почти склонялись над водой. Он мотнул Мите головой, чтоб поторапливался, но тот только отмахнулся.

То лето в деревне Вишнёвая оказалось особенным, звонким, плотным, каким-то округлым, как резиновый мяч, каждым утром Митя предвкушал, что сегодня что-то будет. Дни были упакованы, как цветные таблетки в серебряный прямоугольник. Клац, бери новый день, глотай его. Ни секунды похожей на его питерскую жизнь. Отец далеко, солнца много, кружки и школа не воруют у него часы и целые дни опьяняющая свобода, в которой нет места безделью. Макс здесь все три месяца, тут, через пять домов, а не через семь станций метро, как в городе. К вечеру ноги черны до колен, в волосах песок, руки в ожогах и ссадинах, жрать хочется как черту — счастье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее